Аркадий Стругацкий - Отель «У погибшего альпиниста». Повесть

Некоторое время она смотрела на меня, губы ее дрожали, покрасневшие глаза снова наполнились слезами. Потом она закрыла лицо ладонями.

- Мы были у него в номере, - сказала она.

Дю Барнстокр жалобно застонал.

- Нечего стонать, дядя! - сказала Брюн, немедленно рассвирепев. - Ничего непоправимого не произошло. Мы целовались, и было довольно весело, только холодно, потому что у него все время было открыто окно. Я не помню, сколько времени все это продолжалось. Помню, он вытащил из кармана что-то вроде ожерелья, какие-то бусы, и все хотел надеть мне на шею, но тут раздался грохот, и я сказала: «Слушайте - лавина!» И он вдруг отпустил меня и схватился за голову, как будто что-то вспомнил… Знаете, как люди хватаются за голову, когда что-то вспоминают, что-то важное… Это длилось буквально несколько секунд. Он бросился к окну, но сейчас же вернулся, схватил меня за плечи и буквально выкинул в коридор. Я чуть не грохнулась, а он сразу же с силой захлопнул за мной дверь. При этом он ничего не говорил, только выругался шепотом, и еще я помню, как он повернул ключ в замке. Больше я его не видела. Я дико разозлилась, потому что он поступил по-хамски, да еще обругал меня, и поэтому я сразу пошла к себе и напилась…

Дю Барнстокр снова застонал.

- Так, - сказал я. - Он схватился за голову, словно что-то вспомнил, и кинулся к окну… Может быть, его кто-нибудь позвал?

Брюн затрясла головой.

- Нет. Я ничего не слышала, только шум обвала.

- И ушли вы сразу же? Не задерживались у дверей ни на секунду?

- Сразу же. Я дико разозлилась.

- Хорошо. А как развивались действия после того, как вы с ним вышли из столовой? Повторите снова.

- Он сказал, что хочет мне что-то показать, - заговорила она, нагнув голову. - Мы вышли в коридор, и он потянул меня к себе в номер. Я, конечно, сопротивлялась… ну, в общем, мы дурачились. Потом, когда мы уже стояли у его дверей…

- Стоп. В прошлый раз вы сказали, что видели Хинкуса.

- Да, видели. Сразу, как только мы вышли в коридор. Он как раз в этот момент сворачивал из коридора на лестницу.

- Так. Продолжайте.

- Когда мы уже стояли у дверей Олафа, появилась эта Мозесиха. Она, конечно, сделала вид, что нас не заметила, но мне стало неловко… Противно, когда шляются вокруг и пялят на тебя глаза. Н-ну… и мы зашли в номер к Олафу.

- Понятно. - Я покосился на Барнстокра. Старик сидел, возведя очи горе. Так ему и надо. Вечно эти дядюшки воображают, будто у них под крылышком произрастают ангелочки. А эти ангелочки тем временем векселя подделывают. - Ну, ладно. Вы что-нибудь пили у Олафа?

- Я?

- Меня интересует, что пил Олаф.

- Ничего. Мы не пили - ни он, ни я.

- Теперь так… гм… Вы не заметили… м-м… Вы не заметили какого-нибудь странного запаха?

- Нет. Там был очень чистый, свежий воздух.

- Я не о комнате. Черт возьми, когда вы целовались, вы не заметили чего-нибудь странного? Странного запаха, я имею в виду…

- Ничего я такого не заметила, - сказала Брюн сердито.

Некоторое время я пытался поделикатнее сформулировать следующий вопрос, потом отчаялся и спросил напрямик:

- Есть предположение, что Олафа перед убийством отравили медленно действующим ядом. Вы не заметили ничего такого, что подтверждало бы это предположение?

- А что такого я могла заметить?

- Обычно заметно, когда человек плохо себя чувствует, - пояснил я. - Особенно это заметно, если на ваших глазах он чувствует себя все хуже и хуже.

- Ничего такого не было, - решительно сказала Брюн. - Он чувствовал себя прекрасно.

- Свет вы не зажигали?

- Нет.

- А из того, что он говорил, вы не помните ничего странного?

- Я вообще ничего не помню, что он там говорил, - ответила Брюн тихо.

- Это был обычный треп. Шуточки, остроты, хохмы… Про мотоциклы мы с ним говорили, про лыжи. По-моему, он был хороший механик. Во всех двигателях разбирался…

- И он не показал вам ничего интересного? Он ведь собирался вам что-то показать…

- Да нет, конечно. Вы что - не понимаете? Это было просто так сказано… ну, для трепа…

- Когда случился обвал, вы сидели или стояли?

- Стояли.

- Где?

- У самых дверей. Мне уже надоело, и я собиралась уходить. И тут он стал напяливать на меня это ожерелье…

- А вы уверены, что он кинулся от вас именно к окну?

- Н-ну, как вам сказать… Он схватился за голову, повернулся ко мне спиной, сделал шаг или два к окну… в сторону окна… ну, я не знаю, как вам еще сказать, может быть не к окну, конечно, но я просто ничего в комнате больше не видела, кроме окна…

- Вам не кажется, что кроме вас, в комнате мог быть кто-нибудь еще? Может быть, вы сейчас вспомните какие-нибудь шорохи, странные звуки, на которые тогда не обратили внимания…

Она задумалась.

- Да нет, было тихо… Какой-то небольшой шум слышался, но за стеной. Олаф еще сострил, что это Симонэ у себя в номере бродит по стенам… А больше ничего не было.

- А шум действительно относился от Симонэ?

- Да, - уверенно сказала Брюн. - Мы тогда уже стояли, и шум шел слева. Ну, самый обычный шум. Шаги, вода из крана…

- Олаф при вас передвигал какую-нибудь мебель?

- Мебель?.. А, да, было. Это он заявил, что не выпустит меня, и придвинул к двери кресло… Ну потом, конечно, отодвинул.

Я встал.

- На сегодня - все, - сказал я. - Ложитесь спать. Больше я вас сегодня не буду беспокоить.

Дю Барнстокр тоже поднялся и двинулся ко мне с протянутыми руками.

- Дорогой инспектор! Вы, конечно, понимаете, что я и понятия не имел…

- Да, дю Барнстокр, - сказал я. - Дети растут, дю Барнстокр. Все дети. В том числе и дети покойников. Впредь ни когда не позволяйте ей носить черные очки, дю Барнстокр. Глаза - это зеркало души.

Я оставил их поразмыслить над этими сокровищами полицейской мудрости, а сам спустился в холл.

- Вы реабилитированы, Алек, - объявил я хозяину.

- А разве я был осужден? - удивился он, поднимая глаза от арифмометра.

- Я хочу сказать, что снимаю с вас все подозрения. Теперь у вас стопроцентное алиби. Но не воображайте, что это дает вам право опять забивать мне голову зомбизмом-момбизмом… Не перебивайте меня. Сейчас вы останетесь здесь и будете сидеть, пока я не разрешу вам встать. Имейте в виду, что с этим одноруким парнем первым должен говорить я.

- А если он проснется раньше вас?

- Я не собираюсь спать, - сказал я. - Я хочу обыскать дом. Если этот бедняга проснется и позовет кого-нибудь, даже маму, немедленно пошлите за мной.

- Слушаюсь, - сказал хозяин. - Один вопрос. Распорядок дня в отеле остается прежним?

Я подумал.

- Да, пожалуй. В девять часов завтрак. А там видно будет… Кстати, Алек, когда, по-вашему, можно ожидать здесь кого-нибудь из Мюра?

- Трудно сказать. Раскапывать завал они, может быть, начнут даже завтра. Я помню примеры такой оперативности… Но в то же время они прекрасно знают, что нам здесь ничего не грозит… Возможно, дня через два прилетит на вертолете Цвирик, наш горный инспектор… если у него в других местах все благополучно. Вся беда в том, что им сначала нужно узнать откуда-то про сам факт обвала… Короче говоря, на завтрашней день я бы не рассчитывал…