Наталья Неткачева - Охота на блондинок

Этот день пролетел быстро и оказался не таким энергозатратным, как вчерашний. С Аланом было проще, чем с Глебом. Он не заставлял кокетничать со всеми подряд, доверял моим ощущениям и интуиции (в большинстве случаев), не ворчал, когда прогуливаясь с ним по тротуару, я снимала надоевшие туфли и шла босиком. И в тоже время с ним было сложнее — трагические смерти девушек всколыхнули слишком много воспоминаний и ассоциаций. К вечеру они встали между нами прочной стеной отчуждения. Нет, он не грубил мне, не попрекал родственными связями, был сдержанно вежлив и… бесконечно далёк.

В «Мегаполисе» мы провели четыре часа. Я почти оглохла от режущей слух музыки, а Войнич, неуклюже изображая подобие танца, практически оттоптал мне ноги. А результат по-прежнему был нулевым. Обойдя все залы, постояв за спиной у каждого посетителя — я не почувствовала ничего общего со вчерашним эмоциональным штормом. Либо тот, кого мы ищем, сегодня непробиваемо спокоен, либо его здесь просто нет.

Отвлёкшись на молодёжь, визгливо горланящую что-то у меня за спиной, я ненадолго потеряла Алана из поля зрения, а когда обернулась, увидела, что он, зажав ухо ладонью, говорит по телефону, стараясь перекричать общий звуковой фон. А потом он нашёл меня взглядом, и стало ясно, что сегодня мы опоздали.

Умывшись и переодевшись, я бесцельно бродила по квартире, обхватив руками плечи в попытке согреться. Меня морозило от тревоги и разочарования — ещё одна жертва! К счастью, жива (Зверя спугнули), но в тяжёлом состоянии. Алан вызвала Глеба и отправил меня вместе с ним на квартиру, а сам поехал к Громову — на место происшествия, велев ждать и ничего не предпринимать.

А что тут предпримешь?! Все предыдущие попытки ни к чему не привели — я его чувствовала, стояла совсем рядом и ничего не смогла сделать! И теперь неизвестно доживёт ли та девушка хотя бы до утра.

— Злата, перестань мельтешить, в глазах рябит, сядь, — уныло попросил Глеб. Он сидел на диване, обхватив ладонями кружку с чаем и с тревогой наблюдал за увеличивающейся траекторией моих движений. — Иди, вон, лучше чай попей, я заварил.

Я отмахнулась и бросилась в прихожую на звук открывшейся двери.

Войнич усталый, осунувшийся, бледный кивнул в ответ на мой невысказанный вопрос:

— Жива. Без сознания. Сейчас в реанимации. Есть вероятность, что выживет.

— Где это случилось?

— Неподалёку от «Феерии».

— Не в квартире? — удивился подошедший Глеб. — Раньше он нападал только в помещениях!

— Значит, что-то изменилось.

— Личность установили?

— Да, — Алан достал из кармана исписанный белый стикер, — Ирина Фадеева — учительница начальных классов. Свидетели говорят, она пыталась увести из заведения своего жениха, который сильно набрался и предпочёл общество местных стриптизёрш. Не получилось. Из клуба девушка вышла одна, направлялась, вероятно, к парковке, но дойти не успела… Глеб, спасибо за помощь, дальше я сам. Можешь идти.

В тихом голосе спортсмена прозвучали стальные нотки. Таким тоном отдают приказы, которые вряд ли кто осмелится нарушить. Вот и Глеб не стал нарываться, попрощался и ушёл с недовольной миной.

— Ты говорил, его спугнули. Кто? Есть свидетели?

— Нет. Мужчина тоже шёл в сторону парковки, услышал шум, но когда приблизился, обнаружил только истекающую кровью блондинку. А вот она могла что-то видеть. Ты как себя чувствуешь? Сможешь… посмотреть?

— У тебя есть?

— Да, Громов постарался.

Алан пряча взгляд, протянул мне прозрачный пакетик со светлым локоном.

Я взяла его и побрела в гостиную. На диване будет удобнее. Меня всё ещё морозило, да и общее самочувствие было скорее неудовлетворительным, но сейчас это не имело значения. Если есть хоть какая-то возможность вычислить Зверя, её нужно использовать…

Это было ужасно! Я не раз лечила людей от депрессии, снимала последствия приворотов, помогала смягчить горечь потери близких, пропуская чужие страдания через себя, да и сама пережила немало, но редко когда мне доводилось испытывать такую душевную боль и муку! Они были острее взрыва ярости и ненависти. Определённо, в этом эмоциональном коктейле лидировали обречённость и отчаяние. Даже страх, охвативший жертву и вспышка острой физической боли, терялись на таком фоне.

— Злата! Злата, очнись! — в чувство меня привёл испуганный голос Войнича. Спортсмен с силой тряс меня за плечи.

— Отпусти, больно, — прошептала я чужим охрипшим голосом и растёрла ноющие виски. Как же мне было плохо!

— Злата, как ты себя чувствуешь? — Алан с тревогой вглядывался в моё лицо.

— Терпимо.

— Но… ты… плачешь?!

Я провела рукой по щеке. И, правда, слёзы.

— Это не я.

— А кто?

— Не знаю, жертва или… убийца.

Алан не стал тратить время на разгадывание словесных шарад и нетерпеливо спросил:

— Ты его видела?

— Нет, но очень хорошо чувствовала. И ещё, когда Ирина выходила из клуба, она обернулась и увидела, что в её сторону идёт женщина… Может, конечно, это не имеет значения. Больше она не оглядывалась, а потом было уже поздно.

— Что за женщина? Как выглядела?

— Точно не скажу, она была в тени. Темноволосая, но это мог быть парик, выше среднего роста, в какой-то серебристой мешковатой тунике, поэтому фигуру и комплекцию оценивать не берусь. Лица не видела. Это всё. А теперь, если не возражаешь, я очень устала. Спокойной ночи.

Я вытерла слёзы, и поднялась, недвусмысленно намекая на окончание аудиенции. Чужие эмоции всё ещё переполняли. Хотелось просто побыть одной. Вот только Войнич уходить не торопился.

— Тебе домой не пора? — ещё раз намекнула я. — Сестрёнку, например, проверить, вдруг она снова в Ненси Дрю играет!

— Не играет. Она сейчас в Питере у отца, — возразил Алан и со вздохом признался: — Неспокойно мне как-то, лучше бы тебе сегодня не оставаться одной.

Ну всё, приплыли!

— Ты что собираешь ко мне ещё и компаньонку подселить или компаньона?

— Нет. Просто Глеб или я могли бы…

— Нет! — он даже вздрогнул от моего крика. А это был именно крик отчаяния, отчасти всё ещё чужого. Я вдохнула поглубже, успокоиться получилось не сразу, и неохотно объяснила:

— Пойми, я 16 лет пряталась от людей, стараясь не привлекать лишнего внимания, а теперь выставлена на всеобщее обозрение — внимания столько, что на стену лезть хочется! Я ведь не просто вижу все эти взгляды, я их чувствую, каждый из них — неприязненные, похотливые, осуждающие! Это как стоять под горячим душем с глубокими ожогами! Это тяжело, а сегодня ещё и больно! Ночь — единственное время, когда я могу побыть одна. Без посторонних эмоций и взглядов! Пожалуйста, оставь мне хотя бы это!

Алан неловко поднялся, вид у него был слегка ошарашенный и виноватый: