Софья Ролдугина - 13 кофейных историй

В горле запершило. Где-то на кухне, кажется, упало и разбилось что-то стеклянное. Миссис Хат громко запричитала, Георг произнёс короткую утешительную речь, судя по тону… Ещё несколько месяцев назад я бы с гневом отвергла даже мысль о том, что среди моих людей есть предатель. Но слишком свежа в памяти была ещё история миссис Аклтон и её невольного предательства.

Иногда честные люди становятся инструментами в руках негодяев; это снимает вину, однако не избавляет от последствий.

— Верно, — вздохнул Эллис. — Не вздумайте впадать в изысканную печаль, Виржиния. Это к лицу беспомощным дурочкам из легкомысленных романов, но не вам. Мой совет: аккуратно намекните своему доброму дядюшке, что среди прислуги, возможно, завёлся невольный шпион. Я имею в виду, конечно, сэра Клэра Черри. Он справится куда лучше вас — и лучше меня, потому что я-то в вашем доме чужой. А он может понаблюдать изнутри.

— Понимаю, — согласно склонила я голову. — Так и поступлю. Мне следует знать что-то ещё?

— Ещё… — Эллис в задумчивости приложил к носу белую салфетку, затем устыдился и как бы невзначай спрятал её за вазой. — Поначалу я хотел просто немного рассказать о ходе расследования, развлечь, в общем. Но теперь передумал. Вы не только будете слушать — мы поговорим. Я сообщу новости, а вы ещё раз очень тщательно вспомните, что и как происходило на балу. Идёт?

Пока я не слишком понимала, зачем это нужно, однако спорить не стала. Детектив выглядел так, словно забыл нечто важное, а теперь пытался вспомнить.

— Итак, касательно «ужина мертвецов», — начал он деловито. — Я тут немного копнул вглубь и вширь и, кажется, наткнулся на несколько примечательных скелетов. Во-первых, состав общества любителей потустороннего. Костяк почти не менялся несколько лет: к Молли Уолли ходили одни и те же люди. Появлялись иногда и случайные посетители, которые заглядывали на несколько сеансов. И один из них меня заинтересовал. Последние полгода к медиуму зачастил некий иностранец. За солидную доплату Молли Уолли согласилась не записывать его в свою книгу визитов. И, представьте себе, вторая служанка — ну, та выжившая счастливица — слышала, как несколько недель назад этот иностранец очень темпераментно спорил с одной из гостий, также не из постоянных клиенток. Гостья эта не снимала капюшон, голос не повышала, а вот Молли Уолли перед ней заискивала. Интересно, правда?

— Более чем, — сдержанно ответила я. По спине у меня пробежал холодок. «Старое гнездо», пока закрытое, не казалось уже надёжным, безопасным местом. Даже шум на кухне и запахи еды не успокаивали, а заставляли постоянно вслушиваться, настораживаться: не вклинивается ли в знакомую обстановку нечто новое, тревожное? — Гостья… Полагаете, это Дилейни?

— Не знаю, — раздражённо дёрнул плечом Эллис и по-лисьи прищурился: — Но что-то там не то. Я нюхом чувствую связь. Иностранец среди клиентов Молли Уолли, загадочная отравительница с аконитом, попытка отправить в небытие члена дипломатической миссии Алмании прямо на балу — причём с помощью всё того же яда, явление дамы в голубом, предположительно Дилейни. Наконец исчезновение Лайзо… Многовато действующих лиц. Дилейни можно назвать одержимой. Она скорее маниак, чем обычная убийца. Помешательство на каком-то определённом яде — вполне в её стиле. К тому же она любит красивые, эффектные жесты, и с каждым убийством эта черта проявляется всё ярче. Если мистера Шарля наша дамочка незатейливо отравила, то из смерти Патрика Мореля устроила целое представление, правда, для одной персоны. А как она обхаживала беднягу Эрвина Калле! Там уже ни о какой выгоде речи не шло. Разумнее было убить свидетеля и сбежать, затаиться. Она же рисковала только ради искусства, по сути.

Я слишком резко поставила чашку и едва не промахнулась мимо блюдца; чудом не откололся хрупкий фарфор по краю.

— Не называйте подобное искусством, пожалуйста.

— Как вам будет угодно, — отмахнулся Эллис. На меня он не смотрел, вперив взгляд в пространство где-то над моей головой. — Но суть вы уловили, полагаю. На балу действовала Дилейни. Её почерк. У Молли Уолли тоже, скорее всего. На одежде убитой служанки, на пуговицах, нашли несколько намотавшихся длинных светлых волос. Крашеных. Та дама на балу тоже была блондинкой?

Ненадолго задумавшись, я кивнула. А затем начала заново излагать события той ночи, не скрывая уже ничего, хотя Мэтью и просил меня держать рот на замке. Кто знает, какая деталь окажется по-настоящему важной?

Однако настоящая сенсация, как сказал бы Луи ла Рон, обнаружилась там, где никто не ждал.

— Постойте, Виржиния, — вдруг перебил меня Эллис встревоженно, когда речь зашла об одинаковых костюмах на маскараде. — Вы второй раз говорите «тоже». То есть в первый раз, описывая эту путаницу, вы сказали «естественно, голубое», но это примерно то же самое по смыслу. Конечно, менторский тон вам свойствен, особенно в тревожные моменты, но здесь нечто иное. Припомните получше, когда вам уже встречались похожие голубые платья? Ведь точно же встречались!

И тут меня осенило.

— Мисс Рич.

— Мадлен? Причём тут она?

— Да нет же! — засмеялась я. — Портниха мисс Рич. Та, что шила мой наряд. Она жаловалась, что к балу у неё заказали два близких по цвету наряда с повторяющейся яркой деталью. Одна клиентка попросила сшить платье под дорогую альбийскую кружевную пелерину. Другая, как выяснилось позже, миссис Перро, заказала светло-синее платье и принесла с собой памятную белую шаль из тонкой шерсти, которую собиралась надеть на бал. Мисс Рич не говорила, что оба наряда были голубыми. Но упоминала «похожий холодный оттенок». А миссис Перро люди из Особой службы перепутали именно с Дилейни… Эллис, вы слушаете? — спросила я опасливо.

Глаза у него сияли и были сейчас того льдисто-голубого оттенка, что и платье Финолы на балу. Только ещё чище, опаснее, холоднее.

— Слушаю, — произнёс он немного хрипло, и вряд ли простуда была в том повинна. — Виржиния, я вас обожаю и ненавижу одновременно. Вы нашли недостающего свидетеля. Но почему так поздно рассказали, если знали обо всём с самого начала?

В Управление Эллис умчался буквально через минуту — едва успел заскочить на кухню и выпросить в дорогу половину большого мясного пирога. Кажется, детектив изрядно воодушевился и думать забыл о своей простуде. Что же касалось меня, то чувства были смешанными. С одной стороны, проснулась необыкновенная жажда деятельности: хотелось бросить кофейню в скучные утренние часы и отправиться немедленно к миссис Рич, например. Или к Зельде — она ведь могла что-то знать о своём пропавшем сыне. С другой стороны, появилось неприятное ощущение, что на меня открыли охоту, и теперь загоняют в ловушку.