Софья Ролдугина - 13 кофейных историй

— В последний год вы словно ожили. Точнее, стали позволять себе чувствовать. Хорошее или плохое — неважно, главное, что настоящее… У вас глаза стали как у леди Милдред. А что до сэра Клэра Черри, то мне он не нравится, честно говоря. Терпеть не могу таких слащавых… Видят Небеса, Малкольм Хат, покойник, таким же был. И что в нём Рози нашла… — и речь его перешла в еле слышное бурчание под нос.

Я промолчала, не зная, что ответить, а затем на кухню вернулась Мэдди, чтобы доложить о новых заказах, и Георг отвлёкся. Стало немного не по себе. Впервые сравнение с бабушкой показалось мне отнюдь не желанным комплиментом, а чем-то вроде элемента ностальгии, тоской даже не по далёким временам, но словно бы по давно оставленной родине. И я отнюдь не хотела быть её частью.

Точнее сказать, отчаянно желала иметь что-то своё, неповторимое — путь, мир, судьбу.

Клэр продолжал очаровывать постоянных гостей. Но после разговора с Георгом я им, пожалуй, не завидовала. Ведь настоящее лицо куда ценнее маски, сколь она ни привлекательна.

В зал мы вернулись одновременно с Мадлен, которая несла горячий шоколад для леди Корнуэлл и имбирный чай для её супруга. Пока меня не было, подошла Глэдис с младшей сестрой, леди Уолш, и они сели за отдельный столик. К ним я и присоединилась с удовольствием, благо поутихла немного головная боль. Разговор крутился отчего-то вокруг бала-маскарада на Сошествие, выставки в галерее Уэстов и приёма, который устраивала наша общая знакомая, леди Ванесса.

— Правда, я слышала, что она весьма расстроена в последние дни, — призналась леди Клэймор, покачивая лорнетом. — Для неё это первое крупное событие с начала сезона.

— С прошлого сезона, заметьте, — хрустальным голоском поправила сестру леди Уолш, столь же лёгкая, золотоволосая и белокожая, но гораздо менее изысканная — полагаю, из-за юного возраста. Похоже, что женщин в этом роду зрелость превращала в истинные драгоценности, ограняя природную прелесть. — Первый приём — и такая неудача, представьте. Леди Ванесса мне по секрету намекнула, предположим, на вечере у А., той самой, разумеется, что в тон к новой гостиной у неё будет нечто невообразимое.

— Невообразимое? — переспросила Глэдис, кажется, изрядно позабавленная. К сестре она относилась с любовью, однако снисходительно.

— Поверьте, да! — сделала загадочные глаза леди Уолш и качнула веером; жест был комично узнаваемый. — Судя по тому, что я знаю, это именно так. Только вообразите себе платье из ткани, которую прислали из Никкона. Шёлк, вручную расписанный не то птицами, не то драконами… Леди Ванесса уже передала ткань одной мастерице, заметьте, достаточно известной. Но из-за маскарада на Сошествие платье так и не сшили.

В голове у меня точно щёлкнуло что-то.

— Какой мастерице, вы не знаете?

— Мисс Рич, представьте себе.

— И платье до сих пор не готово?

— Кажется, нет…

Сильно обеспокоенная, я извинилась перед Глэдис и её многословной сестрой, а затем прошлась по залу, уже открыто расспрашивая гостей — точнее, гостий — о мисс Рич. Никто ничего не мог сказать, и только бывшая спутница Эрвина Калле, Эмма Милз, робко заметила, что, кажется, одна её знакомая дама просила о встрече со знаменитой мастерицей, но ответа так и не получила.

— Когда это было? — спросила я и добавила дружелюбно, чтобы совсем уже не запугать девочку: — Просто одна моя знакомая тоже хотела к ней обратиться…

— На прошлой неделе, — ответила мисс Милз, окончательно смущённая.

Кажется, она до сих пор не привыкла к тому, что среди посетителей «Старого гнезда» хватает аристократов, и порой они — вот ужас! — могут даже заговорить с кем-то вроде неё. Ветреный художник когда-то привёл бедную девочку сюда, где она пристрастилась к ирисно-сливочному кофе. Но затем любовный пыл иссяк, и мисс Милз оказалась предоставлена самой себе.

Я пообещала мысленно, что познакомлю её как положено с миссис Скаровски и с вдовой Риверленд, чтобы девочка не чувствовала себя такой потерянной, и снова вернулась на кухню — готовить записку для Эллиса. Но даже не успела придумать, как передать: он явился сам, без зова, с чёрного хода, взъерошенный и едва ли не насквозь мокрый.

— Аконит, — сходу сообщил детектив. — Натаниэлл любезно пояснил, что эта гадкая штука может отравить даже через кожу. Вряд ли насмерть, но неприятностей доставит с избытком. Так что немедленно вручите своему сладкому дядюшке какой-нибудь орден за спасение прекрасной дамы от ужасной дамы. И, да, романтический локон точно отрезали не у Лайзо.

Головная боль исчезла так резко, что я на мгновение потеряла ориентацию. Из кухни словно по волшебству накатило облако тепла и уютных ароматов — свежий шоколадный кекс, стручки ванили в молоке, горьковатая корица, мускатный орех, медовые вафли и целое море горького кофе. Пол покачнулся под ногами.

— Вы уверены?

Эллис лихо улыбнулся, заламывая своё кепи назад, в стиле гипси:

— Иногда вы проницательны, Виржиния, а иногда — доверчивы, как дитя. У Лайзо что, волосы вьются?

Вопрос поставил меня в тупик.

— Мне кажется, что иногда…

— Нет, нет, — махнул Эллис рукой. — Вспоминайте, как он по утрам выглядит, зимой особенно. Конечно, когда он по моей просьбе за что-нибудь берётся, то и внешность слегка меняет. Не только лицо и рост, но и детали. Например, подкрашивает свою гриву, чтоб яркой чернотой не отсвечивать, и закручивает иногда. А вот если врасплох застать, то какой он будет?

В памяти мгновенно всплыла наша первая встреча — тогда, в кофейне, после безумного дня, когда в подвале сломалась холодильная машина.

— Иссиня-чёрные прямые волосы.

— Вот! — воздел детектив торжествующе палец и наконец-то вернул кепи на место. — А эти лохмы из конверта ещё как вьются. И текстура, Виржиния. На взгляд у Лайзо волосы очень жёсткие, но уж поверьте человеку, который этого балбеса десять лет за вихры таскал: они мягкие, почти как у ребёнка, — уверил он меня и неожиданно добавил: — Вот попробуйте при случае потрогать.

«Мягкие, гладкие и, наверное, пахнут вербеной».

О, моё слишком живое воображение!

Лишь спустя бесконечно долгую — и позорную — секунду я осознала, что смотрю на собственную ладонь, перебирая пальцами что-то несуществующее. Щёки обдало жаром.

Эллис глядел с весёлым любопытством, выгнув одну бровь.

— Поверю вам на слово, — ответила наконец я, стараясь сохранить остатки достоинства. И спохватилась: — До меня доходят пугающие слухи. Одна леди пыталась связаться с мисс Рич…

Детектив мгновенно помрачнел, даже глаза у него, кажется, из серо-голубых стали чисто серыми.

— Портниха мертва. Дело обставлено как ограбление — удар тяжёлым предметом по голове, часть драгоценностей исчезла. Но пропали заодно и книги учёта клиенток, которые она дома держала. В мастерской вроде мелькали дублирующие списки, но их пока не нашли, хотя я лично облазил всё помещение. В ящике стола у мисс Рич лежала крупная сумма и несколько чеков на предъявителя. Их, видимо, не нашли, потому что действовали в спешке. Так что вряд и это настоящее ограбление…