Вольфганг Хольбайн - Космическая чума. Сборник

Тут уж я остановил Фарроу.

— А как же вам верить? — спросил я чуть ли не ее словами. — Какую роль играете вы в этой тихой войне?

Сестра скривилась, словно только сейчас догадалась, что держит во рту клубок мохнатых многоножек.

— Я женщина, — сказала она просто. — Я уступчива и легковерна, особенно когда в благодушном настроении. Но потом я узнала, что подход к женщине основан на том, что ни одна культура не может обойтись без плодящих самок. Я вдруг обнаружила, что… — она смолкла, сглотнула, и в голосе ее прорезались стальные нотки, — пригодна лишь как рожающая скотина. Как одна из тех бедняжек, которые с гордостью лежат, вынашивая им потомство. А я говорила тебе, Стив, — здесь она воспрянула, — что буду клясть себя всю жизнь, если позволю своему ребенку вырасти с самомнением, что он — Божьей Милостью Царь Земли.

Мое чувство эспера обнаружило изменение в распределении людей по зданию. Люди задвигались. Нет, передвигался кто-то один. Внизу, в лаборатории, в дальнем конце здания, Катарина все еще продолжала работать над автоклавом и инструментами. Ее наставница куда-то вышла, и пока Катарина была одна, она оказалась в объятиях доктора Торндайка. Испугавшись, что они почувствуют мое незримое присутствие своим собственным телепатическим чутьем, я подглядывал осторожно.

Дверь отворилась, и вошел Торндайк. Катарина обернулась, оставив свое занятие, и что-то сказала. Что именно, я, конечно, не мог уловить.

«О чем они говорят, Фарроу?» — спросил я мысленно.

— Не знаю. Для моего ранга они слишком далеко от меня.

Я выругался, но в действительности меня не особенно интересовал их диалог. То, что они делали, было ясно без слов.

Катарина обернулась и похлопала его по щеке. Они улыбались друг другу. А потом Катарина начала передавать ему инструменты из автоклава, которые он складывал на хирургический поднос. Катарина смотрела, что он делает, и отпускала какие-то замечания, потом пригрозила ему парочкой щипцов, достаточно больших, чтобы вырвать с корнем его трехдюймовый шланг. Это была довольно забавная и невинная игра, вроде той интимной близости людей, когда они знают друг друга долгое время. Торндайк, конечно, вовсе не испугался щипцов, а Катарина вовсе не мечтала претворить в жизнь свою угрозу. Наконец им надоело бороться за инструменты, и Торндайк их отобрал. Они прислонились бок о бок к стене кабинета. Их колени коснулись, и они продолжали разговор, будто обсуждая что-то важное и смешное.

Или это была переориентация, или Катарина собственной персоной. Но все же я не мог полностью поверить, что она меня разыгрывала. Мой мозг прикидывал то так, то эдак, пока, наконец, с моих губ не сорвался прямой вопрос:

— Фарроу, а какого класса Катарина как телепат?

— Почти класса доктора, — сказала она спокойно.

— Может, потребовалось бы несколько подготовительных тренировок, если бы не запретили экономисты. Я не запрашивала о ней материалов Школы Райна, но у меня к ней предубеждение.

Если Фарроу говорит правду, Катарина была достаточно сильным телепатом, чтобы контролировать и управлять своими мыслями для маскировки. Она могла думать и планировать, не боясь, что другие телепаты выведут ее на чистую воду. И была достаточно умна, чтобы водить за нос недоучку эспера вроде меня. Я был таким же большим дураком, как и Фарроу.

Сестра Фарроу коснулась моей руки.

— Стив, — сказала она спокойно, — прикинь только одну вещь. Подумай о том, как Катарина оказалась здесь. Она приехала защитить твою жизнь и твое будущее.

— Что?

— Представь себе! — Ее голос стал походить на визг. — Она скоро придет.

Я мучительно пытался понять. Потом ухватил мысль — Катарина придет, чтобы перемещать манипулятор и побеседовать со мной. Я не хотел ее видеть, но потом пришлось согласиться. Меня вдруг озарило, и я понял, что теперь знаю правду, что гораздо важнее, чем что бы то ни было. Я перевел мозги на низкие обороты и начал лениво размышлять, погружаясь в какие-то фантазии. Я убеждал себя, что все не так просто, но мысли текли чересчур драматично. Я смаковал последнее сообщение. При повторном обдумывании оно казалось мне все более вероятным. Я попался в ловушку, и Катарина приехала сюда как заложник моего примерного поведения. Она бежала из убежища или тихо покинула его. Видно, Фелпс проследил, чтобы Катарине дали знать обо мне. Важно то, что Катарина оказалась здесь, чтобы сохранить мне жизнь.

Я продолжал обдумывать положение. Вдруг стремительно вошла Катарина и увидела, что делает сестра Фарроу.

— Я сама собиралась сделать это, — сказала Катарина.

Фарроу выпрямилась, отрываясь от работы.

— Простите, — сказала она холодно. — Я не знала. Обычно это моя работа. Ведь это довольно тонкая операция. — В голосе Фарроу послышался холод профессионального отпора. Дерзкая белая шляпка с золотой булавкой смотрела сверху вниз на серую униформу без каких-либо украшений. Катарина почувствовала себя несколько неуютно, но потом, очевидно, справилась с собой.

— Видите ли, мистер Корнелл — мой жених, — неудачно отпарировала Катарина.

Фарроу набросилась еще яростнее:

— Мне известно об этом. Тем более не стоит забывать, что дипломированные медики не лечат близких по этическим соображениям.

Катарину словно ударили.

— Я уверена, что доктор Торндайк не доверил бы мне ухаживать за ним, если это так, — отпарировала она.

— Возможно, доктор Торндайк не учел, что мистера Корнелла нужно готовить для Лечебного Отделения. Или, — добавила она лукаво, — может, вы возьметесь подготовить пациента к основному курсу лечения?

— К основному курсу? По-моему, доктор Торндайк не имел в виду ничего подобного.

— Пожалуйста, — сказала Фарроу. Ее голос был непреклонен. — Как сестра я должна придерживаться указаний врачей. Я выполняю приказ.

Это был хороший удар. Катарине выговаривалось, что она, как простая санитарка, имеет еще меньше прав. Катарина попыталась ответить, но передумала. Вместо этого она нагнулась и взглянула на меня. Потом вытерла мой лоб.

— О, Стив! — выдохнула она. — Так тебя подготавливают к лечению! Благодаря мне, Стив. Пусть оно будет не слишком тяжелым!

Я слабо улыбнулся и посмотрел ей в глаза. Они были нежными и теплыми. Ее губы, полные и красные, чуть раздвинулись, а нижняя слегка блестела на солнце.

Как бы я целовал эти сладкие губы, как бы держал в руках ее лицо! Ее волосы слегка развевались, ниспадая на плечи. Не так просто грезить и лежать здесь.

Она отпрянула, и ее лицо резко изменилось. Из-под маски нежной заботы проглядывала суровая расчетливость. Я чуть было не поскользнулся на последнем отрезке своих умствований и не провалил все дело.