Кир Булычев - Книга первая. На полпути с обрыва

Бабушка провела примолкшую почему-то компанию назад по тропинке и показала узкий проход между пышными кустами акации. И когда они миновали этот проход, то оказались в узком коридоре, образованном стенами, сложенными из грубо отесанных каменных плит, — оказалось, что это — ворота в Птичью крепость.

Сама крепость была не похожа на крепость — это была пыльная каменная площадка размером с трехкомнатную квартиру, с разрушенными лентами каменных фундаментов. Со стороны, обращенной к морю, сохранился угол стены по грудь человеку и перед ним — неглубокая яма, из которой косо торчали две каменные плиты. Вот, пожалуй, и все.

Старушка словно почувствовала вину за ничтожество таинственной крепости, стала быстро говорить, что в окрестных кустах можно отыскать еще плиты, потому что сама крепость была куда больше размером, и еще в начале двадцатого века сохранялся нижний этаж одной из двух ее башен. Но никто не хотел лезть в кусты в поисках плит и башен, все сгрудились в углу крепости, глядя на небо и море, а бабушка все еще продолжала оправдывать крепость, сообщила, что с ней связано несколько легенд, которые как одна свидетельствуют об исчезновении людей.

— Знаем, — сказала Вероника, не сводя пристального взгляда с инженера Всеволода, — про княжну Ярославну на городской стене в Путивле, которая ждала князя Игоря, не дождалась, прыгнула вниз и улетела в виде вороны.

— Очень похоже на фольклор, — улыбнулась старушка, — к тому же это говорит о вашей начитанности.

— А что? — насторожилась Вероника, которая всегда боялась, что ее малое знание русской литературы будет поставлено кем-то под сомнение.

— Я могу привести еще два или три случая такого рода. Впрочем, они описаны в книге, которую ваш друг так осторожно держит под мышкой. Вы ее в Ялте заказывали?

— Да, — сказал инженер.

— Очень неплохая книга. В то время, когда Сладковский ее писал, здесь жило множество племен и народов, и каждый имел свои легенды. Все они переплетались одна с другой, и многие имели корни в действительности. Как легенда о капитане Покревском.

— А что это такое? — спросила Кора.

— Эта история случилась здесь поздней осенью 1920 года, когда красные взяли штурмом перекопские укрепления и устремились к морю. Здесь, в Крыму, скопилась большая армия белых, множество гражданских лиц… и вот по мере того, как красные двигались на юг, положение в Крыму становилось все более отчаянным…

— Следовало заключить мир, — сказал поэт Валик. — Как Алая и Белая розы.

— Обе стороны в той войне так ненавидели друг друга, что о мире и речи быть не могло до полной победы одних или других.

— И кто победил? — спросил Карик.

— Красные, красные, — быстро сказал композитор Миша. — И правили этой страной много лет.

— Конечно же, — сказала Вероника. — И что же здесь случилось?

— Отряд Махно гнался за эскадроном капитана Покревского от самого Бахчисарая. Капитан доскакал до этой крепости, и вот здесь, где мы стоим, его настигли. Тогда он направил своего коня через парапет — вон туда, в море! Конь послушно совершил гигантский прыжок. И этот прыжок был виден многим… Капитан прыгнул, но не долетел до моря. Его конь разбился о камни… но без всадника.

— Он превратился в чайку, — сообщила Вероника. — Как та принцесса.

Вероника попыталась засмеяться, но ее никто не поддержал.

— Я пошла, — сказала бабушка. — И если вы не верите моему рассказу, то можете заглянуть в большой труд «Были и легенды Крыма». Ее написал Муслимов. Она есть в любой библиотеке. Там приводится легенда о капитане Покревском.

— Все же легенда! — торжествующе заявила Вероника, как будто одержала победу над невидимым противником.

Старушка пожала плечами и покинула компанию: она спешила фиксировать повадки местных орлов и соколов.

Остальные некоторое время стояли на месте бывшей крепости, а потом решили возвратиться к морю. Чтобы еще раз выкупаться перед ужином.

Так и сделали.

Кора встретила бабушку, наблюдательницу за хищными птицами, тем же вечером, возле танцевальной эстрады. Туда, в парк, стягивались жители и отдыхающие Симеиза от мала до велика, независимо от того, умели ли они танцевать, либо их просто тянуло к людям, когда воздух становился синим и густым от гудения цикад, горизонт исчезал, съеденный темнотой, и мир съеживался до пределов ближайших фонарей.

Старушка сидела на скамеечке возле эстрады, наслаждалась легкой музыкой и не спеша обсасывала пышный ком мороженого, норовивший стечь по вафле конического стаканчика.

— Простите, — Кора присела рядом с ней. — Но, может быть, тот капитан упал в кусты у моря — там осыпь и кустарник.

— Ваша трезвая хорошенькая головка не хочет мириться с легендами, — засмеялась старушка. — Я также была к ним скептически настроена. Тогда еще я отыскала сына одного из тех, кто гнался за капитаном. И легенда получила для меня неожиданное воплощение в виде старого горбатого пенсионера; он тысячу раз слышал эту историю от своего отца. Оказывается, когда этот капитан прыгнул на своем коне с обрыва, этот безумный поступок видели рыбаки, что скучали в лодках в бухте. Неподалеку от берега в тот момент проходил авизо — то есть посыльный корабль из Севастополя. И с борта этого корабля также был виден самоубийственный акт белогвардейца. Кстати, он был описан в севастопольской газете «Голос Тавриды» и в «Симферопольских новостях». И все в один голос утверждают, что до моря капитан не долетел и на камни у берега не падал. Десятки людей видели, как он буквально растворился в воздухе. Одно мгновение — он летит… Следующее — воздух пуст! Представляете?

— Нет, — призналась Кора, — не представляю.

— Единственное разумное объяснение, — сказала бабушка, хрустя стаканчиком, — это превращение Покревского в птицу. В орла.

Кора поняла, что бабушка предпочитает верить в легенду. Что ж, ее дело. Надо уважать или по крайней мере не высмеивать старческие причуды.

— Вы хорошая девочка, — сказала старуха. — Другая на вашем месте не удержалась бы от издевки.

— Мне уже приходилось видеть разные чудеса, — сказала Кора. — Это я только кажусь молодой. На самом деле внутри я старше вас.

— Чудесно сказано! — обрадовалась бабушка. — И сколько же тебе лет, моя старушка?

— Мне скоро будет двадцать. А моей подруге Веронике уже исполнилось.

— Вы студентки?

— Да, мы учимся в Суриковском институте. Это был такой древний живописец, хотя как художника я его не признаю.

— Я слышала о нем, — согласилась бабушка. — Он хороший колорист.

— Он никуда не годный колорист, — возразила Кора, — потому что подчинял художественные задачи задачам социальным, а это смерть для искусства.