Маркус Сэйки - Огненные письмена

Он перевел дыхание. Воздух свистел в щербинке его сломанного зуба, цепляя открытый нерв.

– Теслу атакуют незаконные вооруженные формирования виджилантов. Звук, который вы слышите, – это звук стрельбы. В этот самый момент гибнут люди с обеих сторон. Обычные и сверходаренные, мужчины и женщины… Тридцать лет назад мир изменился. Мы не просили никаких перемен. Мы их не ждали. Мы с тысяча девятьсот восьмидесятого года пытаемся совладать с ними. И делаем это очень плохо. А в последнее время обе стороны, кажется, утвердились во мнении, что восстановить справедливость можно только войной. Но слова «исправить» и «война» несовместимы. Война иногда бывает необходима, но она не имеет ничего общего со справедливостью. Нет такого понятия, как «нравственная война».

Он подумал о своих детях в бункере. О самолетах, упавших с неба. О ракете, уничтожившей Белый дом.

– Война превращает всех нас в чудовищ, – произнес он. – И хуже всего то, что война никогда не бывает ограниченной. Она не имеет правил, у нее нет рамок. Мы говорим себе, что сражаемся за наших детей. Но дети-то и страдают больше всего.

Тодд сидел на койке рядом с Кейт и смотрел на экран. В бункере горел яркий свет, а чуть раньше стоял шум, тысячи детей говорили одновременно. Но теперь все они смолкли и уставились на экраны у себя в руках или на те, что висели на стенах.

Тодд с трудом дышал. Отец. Отец жив. Выглядел он ужасно: губы распухли, лицо в грязи, под глазом порез и кровь между зубами. Но он был жив.

– Одна умная женщина как-то сказала мне, – продолжал отец, – что никакой войны не будет, если люди, вещающие с экранов телевизоров, перестанут говорить, что война уже идет. Она сказала, что проблема не в наших различиях. Проблема в нашей лжи. Я верю в это. Верю, что мы можем остановить это, если будем говорить правду. Не правду политиков или террористов. И не частичную правду, которая представляется нам удобной. А всю правду, даже если она горька. Мы разные, и уживаться людям с такими различиями нелегко. Мы все испуганы. Нам всем больно. И большинство из нас просто хочет жить своей жизнью. Мы не хотим выходить на улицы, мы хотим отработать день, а потом выпить пива и поиграть с детьми.

Кейт поежилась рядом с Тоддом, и он, взглянув на нее, увидел широко открытые влажные глаза сестренки.

– Я же тебе говорила, он нас защитит, – сказала она.

– Ш-ш-ш.

Он отер ее мокрый нос, обнял и наклонил планшетник, чтобы ей было лучше видно.

– Но это происходит не где-то далеко, не с людьми, которых мы никогда не увидим, – произнес отец. – Это происходит с нашими детьми. Мы знали: так не должно быть, но позволяли себе не замечать происходящего. И есть люди, которые пользуются этим. Экстремисты с обеих сторон, которые не брезгуют ничем ради получения власти. Кто-то считает, что понимает жизнь лучше вас. Кто-то просто испуган. В конечном счете это не имеет значения. Вы фанатикам безразличны, и если им позволить, они затянут нас в войну ради собственной выгоды. Я говорю о таких людях, как Джон Смит. Как министр обороны Оуэн Лиги.

Лиги, стоявший в туалете перед раковиной, насторожился, кислота разлилась по его желудку. Он сидел на унитазе, когда телевизор на стене вдруг ожил и на экране появился Ник Купер. Лиги быстро подтерся, спустил воду и теперь стоял, словно окаменев.

– И тот и другой, – продолжал Купер, – скажут вам, что сражаются за страну. Может быть, они и сами верят в это. Но на самом деле они хотят только войны. У нас единственное оружие против фанатиков – правда, и вот вам она.

«Это невозможно, – подумал Лиги. – Очередной фокус вывертов. Купер мертв. Его убили несколько недель назад».

– Несколько месяцев назад команда ученых открыла биологический источник одаренности. И не только. Они открыли и способ воспроизведения одаренности. Люди стремились к этому вот уже тридцать лет. Такое открытие могло бы навсегда изменить будущее человечества. Это наше общее достижение, о котором нужно было кричать во всеуслышание. Но открытие оставалось тайной. На ученых объявили охоту и террористы, и правительство. В конечном счете все оказалось в руках Джона Смита, и он превратил величайшее достижение за всю историю человечества в оружие. Он использовал его для создания вируса, который мог бы уничтожить сотни миллионов жизней, если бы Смиту удалось распылить его.

Вот вам правда. Но не вся. Сегодня, когда армия убийц подошла к Тесле, Эрик Эпштейн пытался связаться с президентом, чтобы просить о милосердии. Но ему не удалось это сделать.

На этих словах изображение Купера пропало, а экран разделился на две части. На одной – Эрик и Джейкоб Эпштейны. А на другой Лиги увидел самого себя. Разговор, состоявшийся недавно. Нет. Нет…

ЭРИК: Мы сдаемся. Безоговорочно.

ЛИГИ: Не поздновато ли вы делаете свое заявление? Вы уничтожили семьдесят пять тысяч солдат. Сровняли с землей Белый дом. Убили нашего президента.

ЭРИК: Самооборона. Армии был отдан приказ атаковать, бомбить наш город…

ЛИГИ: Знаю. Я сам и отдал тот приказ.

Стоп-кадр, такой нелестный для Лиги, на его лице застыла холодная улыбка.

И снова Купер:

– И это тоже правда. Такие люди используют наши жизни как покерные фишки. Они сделали это в «Монокле». И когда взорвали биржу. А теперь толпа сжигает город, убивает невинных жителей. И все из-за лжи. И обычные люди, и сверходаренные стоят на краю пропасти. Но еще остается время – самая капелька, – чтобы сделать выбор. Мы можем найти способ двигаться в будущее вместе. – Он помолчал. – Или мы можем продолжить войну. Вы все можете сидеть тихо, пока уничтожают Теслу, пока анормальных убивают тысячами вмес те с их семьями. Только не заблуждайтесь. Это не станет победой. Кто-то выживет, и выжившие нанесут ответный удар. Кровь приведет к еще большей крови. И в конечном счете мы уничтожим друг друга.

Купер замолчал, несколько секунд его лицо оставалось на экране, за его спиной светилось голубое пламя, доносился слабый оружейный треск. Наконец он сказал:

– Но мы не допустим этого. Не должны допустить.

Еще мгновение – и трансляция прекратилась, на экран вернулись новости. Ведущие, недоуменно моргая, глядели друг на друга.

Лиги продолжал смотреть на экран. Руки его дрожали. Они казались такими старческими. Какая-то его часть хотела пуститься наутек. Но как он мог скрыться? Нет окна, через которое он мог бы выбраться, нигде не ждала его машина, чтобы увезти в безопасное место.

«Тебе придется заблефовать эту историю. Ты умеешь. Опыт есть».

Он глубоко вздохнул и вышел из туалета.

Самый большой конференц-зал был превращен в Ситуационный центр. Вокруг стола сидели главные советники, оставшиеся в живых члены кабинета, начальники штабов вооруженных сил. Двадцать пар глаз смотрели на него. На десятке экранов бушевало сражение в Тесле.