Мария Дубинина - Дзюсан. Академия-фантом

– Если вас хватает на то, чтобы препираться, значит, жить будете.

Об их существовании будто давно забыли – японская половина и двор перед кухней были пусты, лишь бодрое мурлыканье садовника под аккомпанемент шуршащих в траве кузнечиков слышалось из западной части сада. Небольшой навес и месяцеподобная крыша беседки освещались высоким фасадным фонарем, мерцающим от множества мельтешащих мотыльков.

Парочка воровато огляделась и остановилась возле высокого деревянного настила беседки, шедшего почти вровень с порожком входа. Как и ожидалось, кухня давно была закрыта, но обходить Академию и попасть под бдительное око камер видеонаблюдения не хотели оба. С легким пренебрежением Генри помог японцу принять устойчивое положение, и Сората в полной мере осознал свое унизительное положение.

Тяжелые мокрые рукава куртки мешали двигаться, картонно щелкая при движениях, и, несмотря на ночную прохладу, порождали желание избавиться от этого груза. Из ящичка в стене Кимура извлек ключ и сосредоточенно повертел его в липких руках. Стараясь устоять на ватных ногах, словно пьяный, он снял куртку, аккуратно свернул ее и бросил в один из нижних ящиков. Ключ он вытер тут же найденной салфеткой и протянул Генри.

Яркий свет люминесцентных ламп, вспыхнувших под потолком, ослепил мужчин до цветных пятен перед глазами. Едва заметный шум светильников вытеснил навязчивое стрекотание сверчков, преследовавшее нарушителей весь обратный путь до особняка. Даже Сорате, привыкшему спать с открытым окном, казалось, что он никогда не сможет избавиться от этого навязчивого звука в голове.

Первое, что сделал Кимура, оказавшись в родной стихии, – метнулся к одной из моек, спеша смыть с рук вязкую кровь. Позади нерешительно переминался с ноги на ногу комендант.

– Спасибо, Макалистер-сан, за помощь, – наконец, сумел выдавить Сората и неуверенно развернулся к своему спасителю. Тот был необычно бледен и смотрел на повара как на приведение. – Думаю, вы уже достаточно для меня сделали, не стоит больше рисковать…

Генри не дал ему договорить и, импульсивно раскинув руки, воскликнул, правда, тут же переходя на плюющийся шепот:

– Да вы себя со стороны вообще видели?

Только теперь Сората посмотрел на себя: на некогда светлой дорогой одежде багровели отвратительные пятна. Он вздрогнул, понимая, как жалко выглядел со стороны, словно до этого упорно пытался закрыть глаза на нелицеприятную правду. И именно жалость он видел сейчас в глазах Макалистера.

– Медпункт как раз напротив, идемте, я перевяжу раны, а потом катитесь ко всем чертям со своими благодарностями.

У Сораты не нашлось сил, чтобы разозлиться. От теплого, чуть застоявшегося в помещении воздуха кружилась голова, к горлу иногда подкатывала тошнота, оставляя в пересохшем рту неприятную кисловатую горечь. Левая рука болталась плетью и в месте укуса будто онемела.

Медпункт был одним из тех помещений, которые не закрывались на ночь. Кимура временами наведывался туда по ночам за анальгетиками, особенно в дни непогоды, когда травмированную ногу буквально сводило от боли. Они плотнее притворили дверь, чтобы не привлечь чьего-либо внимания шумом.

Макалистер усадил Сорату на кушетку и сам осмотрелся. От повара, пытающегося сохранить остатки сознания и оттого сильнее всматривающегося в действия коменданта, не ускользнула его собранность и целенаправленность, с которыми тот изучал содержимое шкафчиков и полок. На стол перед Кимурой в ряд выстроились пузыречки, мотки бинтов, ваты и пластырей. Японец запрокинул голову, ловя в отблеске стекла одного из шкафов свое отражение – почти фиолетовые круги под глазами, побледневшая кожа и растрепавшиеся в хвосте пыльные волосы.

Генри с деловым видом открутил пробку с одного из пузырьков и, аккуратно схватив Сорату за запястье, подтащил к рукомойнику и плеснул жидкость прямо на порезы. Кимура порывисто втянул сквозь стиснутые зубы воздух и зажмурился. Из-под густых ресниц блеснула влага.

– Вы весьма деликатны, – хриплым шепотом пробормотал Сората, со страдальческой брезгливостью наблюдая, как пенится на его руках перекись водорода. Порезы оказались на удивление тонкими, как волоски, и неглубокими, но их было много, они пересекались и находили друг на друга, занимая почти половину предплечья. Такие же полоски были и на шее. Остановив кровь, Макалистер наложил бинты и скептически осмотрел своего «пациента».

– У меня нет желания с вами церемониться. Рубашку снимайте, – скомандовал Генри.

Он наклонился и потеребил тяжелую от крови штанину. Кимура послушно расстегнул льняную рубашку с коротким рукавом и попытался скинуть с онемевшего плеча. Разорванная в месте укуса ткань прилипла к коже.

– Неслабо же вам досталось. – Генри, казалось, хотел отвлечь Кимуру от болезненных ощущений, но Сората неожиданно почувствовал, что в этом нет никакой необходимости. Рану чем-то обработали и заклеили специальным пластырем, после чего комендант сунул японцу в руку таблетку и стакан воды. – Выпейте.

– Что это? – поинтересовался Сората, но покорно проглотил лекарство.

– Аспирин. Это самое большее, чем я могу вам помочь. Если будет хуже, придется обратиться к врачу. А теперь давайте я посмотрю ноги.

По настоянию коменданта Сората закатал брючины выше колен, инстинктивно задвигая правую ногу под кушетку, в тень. Низ штанин порезан на лоскуты, держащиеся между собой лишь благодаря остаткам клейкой паутины и крови. Уже привычные ниточки порезов полосовали щиколотки и голень, и их обработка не заняла много времени. Но Генри задержал взгляд на правой ноге чуть дольше необходимого и с неверящим видом погладил небольшой круглый шрам. И только деликатное покашливание японца заставило его, наконец, отпрянуть от его ног.

– Вот, выпьете еще таблетку утром и в обед, на всякий случай. – Генри оторвал от блистера несколько ячеек, потом подумал и вложил в руки японца вместе с несколькими батончиками в шуршащих пакетиках. – Это поможет быстрее восстановиться.

– Благодарю.

За ночь Кимура так и не смог сомкнуть глаз. Стоило только тяжелым от усталости векам опуститься, как в мыслях тут же вырисовывался яркий образ заброшенного склепа и огромной паучихи, возвышающейся над его головой. Вспоминалась красавица Гумо, щекочущая своим горячим дыханием его жаждущие поцелуя губы, и следом накрывало чувство отвращения, перемешивающееся со вкусом меда во рту.

Мелкая дрожь от холода, усталости и нехватки сна пробирала тело штормовыми волнами, то накатывая, доводя почти до бессознательного состояния, то отпуская на несколько минут, даря короткую и оттого мучительную иллюзию покоя.