агланолн

– Спящие на самом деле – жители моего мира, – задумчиво сказал Расин. – Только там они не такие заторможенные.

– Взглянуть бы, – проговорила Доэ. – Время от времени кто-то из них пробуждается, и тогда на нем появляется черный костюм.

– Это значит, что там он умирает… Ты бывала в Западном и Восточном Карманах?

– Что ты? Я в такие места не заглядываю. Говорят, они для извращенцев и слепых приверженцев веры.

– Контролеры хотели меня туда запихнуть. Выходит, я тоже извращенец или фанатик…

– С чего ты решил? – Она захлопала глазами, придумывая аргумент. – Слушай, ведь из-за меня ты влип. Я сама тогда нарывалась на неприятности. Это моя слабость – провоцировать улыбастиков, а потом исчезать. Из-за меня ты… – она задумалась, подыскивая слово, – рассекретился. Я же понимаю, ты прикидывался мертвецом, чтобы поскорее пересечь Трифар…

– Да, я передумал и решил на денек задержаться, – проговорил он. – Потратил немного времени на изучение пятого уровня, который ты называешь Распределителем. В моем мире уже тысячи лет ведутся споры о природе этого уголка вселенной. Случались в истории и кровопролития, вроде Крестового похода, в результате которых не один миллион спящих трифарцев приобрел черную форму и ясность понимания, а, может, был отправлен в какой-нибудь из карманов. Само собой, я не стал знатоком этого уровня, но кое-что, во всяком случае, себе уяснил: я – спящий трифарец, как и шесть миллиардов других землян, и, если мне доведется умереть естественным путем, то я уже в меньшей степени удивлюсь, обнаружив себя в черном костюме на одной из улиц Киева.

Она сделала большие глаза, вздохнула.

– Эти люди, которые становятся мертвецами, бывают очень несчастны. Раньше я пыталась завести среди них знакомых, хотела узнать побольше о том месте, откуда они пришли, но все они были такие беспокойные, и каждый из них через несколько дней исчезал.

– Что ты хочешь знать о том месте?..

Она пожала плечами.

– Всё. Это единственный мир, куда я не могу проникнуть.

– А сколько в общей сложности миров?

Она посмотрела пытливо и настороженно, этот взгляд ему был знаком. Так смотрела она перед тем, как в прошлый раз исчезнуть в пустоте.

– Ты не можешь пока этого понять.

Кажется, она говорила искренне.

– А когда я смогу это понять?

– Когда мой сад увидишь.

Опять – ни тени лукавства. Расин сделал серьезное лицо.

– Я не турист и путешествую не ради экскурсий. Верю в то, что сад твой интересен, но цель, ради которой я двигаюсь вглубь уровней, слишком значительна, и я не могу терять много времени.

– Уровни… – она посмотрела в пустоту. – Я уже слышала это слово. Кажется, так говорят проводники и те, кого они с собой привели. Люди, которые здесь работают. – Доэ сделала неопределенный жест рукой. – Но ведь они так мало знают! К твоему сведению, это, – она обратила ладони к небу и развела руками, – самый глубокий уровень! Все, что глубже, уровнями назвать нельзя. Там все по-другому.

Взгляд Вадима стал сосредоточен, он спрашивал: кто ты, Доэ?

Девушка задрала нос.

– Как далеко ты хочешь забраться?

Расин не знал.

– Могу тебя кое в чем натаскать, Вадим. Если прислушаешься к моим словам, тебя ждет меньше ошибок впереди.

Вдруг она подхватилась со скамейки, выпрямилась.

– Топай за мной.

Глава 20

Ее хрупкая фигурка колыхалась впереди, как огонек свечки, и он никак не мог её догнать. Расин вспомнил, что, спускаясь по лестнице, часть расстояния преодолел в один миг. Он попробовал сделать летящий прыжок – такой, какие делал, будучи в Трифаре, но ничего не вышло.

Кто ты? – хотел спросить Вадим, когда они остановились посреди проезда между корпусами номер один и номер четыре для того, чтобы Доэ перевязала шнурок. Впрочем, Расин не рассчитывал получить ответ, который мог бы его удовлетворить, потому и не задал вопрос вслух. «Я – это я», – вот, собственно, что ожидал он услышать, ведь многие девушки в его жизни говорили именно так.

Они дошли до бульвара Перова, и тогда Вадиму стало ясно, что все это время Доэ напряженно думала над ответом на этот неизреченный вопрос. Резко развернувшись, она проговорила:

– Какая-то часть меня живет там, в мире, откуда ты пришел. Возможно, это очень болезненная часть, неспособная понимать то, что её окружает.

– Ты хочешь сказать, что твое тело все-таки находится в мире… твердой материи, а сознанием своим ты пребываешь здесь?!

Она с улыбкой кивнула.

– Но ты хоть когда-нибудь была на поверхности?! Ты помнишь ее?

– С самого детства я жила в трех разных мирах – Трифаре, Парафаре и Инфаре. В Парафаре – мире Восточного Кармана – улыбастики ходят в белом, а в Инфаре – мире Западного Кармана – в черном. Ты там был?

– Если и был, то ничего не видел.

– Ясно… Есть ещё Эфар, в него я, во всяком случае, могу заглядывать, как сейчас заглядываю в Трифар, – она ткнула пальцем поочередно в несколько направлений, видимо, указывая на бредущих Спящих или красных контролеров. – Я вижу их, но знаю, что ты не видишь.

Они вышли на середину дороги и повернули направо.

– А родители?.. Ты знала их?

– Мне даже трудно представить, что это такое… Хотя смысл слов «мама» и «папа» я могу пояснить.

Только сейчас Вадим заметил, что сленг, на котором прежде говорила Доэ, куда-то пропал.

– Ты встречала подобных себе?!

– Нет, но видела похожих на меня. Слышал когда-нибудь такое слово – «Кантарат»?

– Нет, – покачал головой Расин. – Но, кажется, я знаю, о чем ты. Пиликин упоминал Кантарат.

– Кто?

– Неважно. Сейчас этот парень на поверхности. И что насчет Кантарата?

– В нем есть минимум два человека, способных летать быстро и далеко.

– Ты знаешь, где находится Кантарат?

Она кивнула.

– А те люди, что там работают, знают о тебе?

– Не думаю.

– С какого возраста ты помнишь себя?

– Я не знаю, как измерять возраст.

– Это тело… Ты его тоже создала, как и воду, как и тот черный костюм, о котором ты рассказывала?

– Наверно, – она пожала плечами.

– Прослушай… Ты провела всю жизнь, путешествуя по различным измерениям, а весь твой жизненный опыт и знания получены в полусонной толпе обитателей Трифара! – он не мог сдержать изумления. – Выходит…

– Выходит, я – что-то среднее между спящим и мертвым, – заключила она. – То есть, сумасшедшая! Это слово удалось выковырять из их голов. По-моему, оно подходит больше всего. Правда, я не совсем его понимаю. Если не исчезнешь, как в прошлый раз и как исчезают мертвые, расскажешь об этом?

Вадиму казалось, что девушка не идет рядом, а парит в нескольких километрах от него, потому приходилось все время кричать.

Доэ, отвечая, каждый раз одаривала его улыбкой. Ответы она давала легко. Как видно, неопределенность существования, сиротство и отсутствие постоянных друзей совсем её не тяготили. И все же чувствовалось: девушка рада новому знакомству. Она напоминала ему заскучавшее дома дитя, к которому неожиданно явился ровесник.