агланолн

Странно и непохоже на того флегматичного Фирмана, которого Расин знал уже почти десять лет. А может, Эд всегда был таким? Ведь прежде не удавалось заглянуть в его «черный ящик»!

– Не отвлекаться, – сухо произнес Балмар, и Вадим окончательно осознал, что перед ним Главный-Хомун-Семьсот-Двенадцати-Туманностей. Это будет даже покруче какого-нибудь гипотетического президента всея Земли.

– В триедином мире находится ось мира – ледяное серце Мегафара, – сказал Балмар. – По-другому, центр договора. Прежде сознание, время и пространство существовали порознь. Пятнадцать миллиардов земных лет назад три васты создали вселенную и заключили соглашение, которое нельзя нарушать. Обитатели одних васт не имеют права искривлять представителей других, кроме случаев, предусмотренных соглашением. Между тем, в каждой трети существуют и свои законы, допускающие некоторые реформы, которых требует развитие фаров. При этом пространственная треть за пятнадцать миллиардов лет не провела ни единой реформы, временная – две реформы, треть сознания – 16712 реформ. Как видим, наши партнеры отличаются от нас не только мобильностью, но и своей потрясающей ортодоксальностью.

Глаза Балмара блеснули сквозь стекла очков нечеловеческим огнем. На лице появилась гримаса. Это пробудило в уме Вадима мысль: «Теперь устройство мира мне известно. Бога и дьявола в нем нет. Кто же всем правит?»

Этот вопрос он задал себе, а Балмар перешел к теории состояний.

Глава 22

Месяц спустя Вадим рассказывал о своем первом дне в Пустыне Странному Созданию, которое встретил в одном из многочисленных карманов колодца.

«Как я уже сказал, изменения начались в ту минуту, когда я впервые приблизился к Кантарату. Поток преображения хлынул мне в душу, забурлил, превратился в бьющий фонтан. Он хотел сделать меня всесильным . Я ощутил его за несколько часов до того, как началась моя учеба. Перед тем, как Балмар сказал, что вечером меня ждет первое занятие, я понял, что знание придет само по себе. Я не говорил Балмару об этом потоке, ибо относился к Учителю с такой же осторожностью, как Учитель ко мне.

Уже к вечеру первого дня я стал различать силуэты некоторых курсантов.

Хомуны прогуливались под окнами спального корпуса. Я бросил взгляд на Фирмана: видит ли он их? Но Фирман не видел. Он был занят попытками генерировать материю. (На занятии по этому поводу было сказано: все призрачно . Из двух слов, которые являлись своего рода волшебным заклинанием, и должно было вытечь умение делать вещи.)

– Балмар не запрещает ходить на экскурсию, – наконец, устав от безуспешных попыток, сказал Эд.

– Раз так, то какие будут предложения? – спросил я.

– Прошвырнуться по зданию.

Я не стал возражать.

Мы вышли из спального корпуса, прошли по плацу и приблизились к главному входу. Дверь, в которую я стучал утром, была открыта, и изнутри доносился шум.

– Прошу, – сказал Эд. – Хочешь, я буду гидом?

Центральное здание службы охраны Хомофара было набито хомунами – курсантами, кашатерами, делопроизводителями, обслуживающим персоналом. Добрую половину представляли женщины. Хомуны имели разную степень видимости, и некоторые пропускали сквозь себя не только световые лучи, но и других хомунов. Их были тысячи, они не мешали друг другу, многие даже не подозревали о существовании друг друга.

Люди Кантарата… Чем они занимаются? – подумал я и хотел узнать мнение Эда, но он по-прежнему их не видел.

Тысячи дел и жизненных эпизодов, сотни временных и пространственных измерений, наложенных друг на друга, различные степени душевного развития пребывали в просторном холле центрального здания.

Большинство хомунов умели делать одежду и прочие вещи – сумки, книги, тетради, мелкие украшения, часы, сигареты и даже диктофоны и плееры. Лишь некоторые ходили, как мы с Фирманом, в чунях и бинтах. Впрочем, вещизма особого не наблюдалось: то ли генерировать материю было не так уж легко, то ли вещи не имели ценности…

Позже я узнал: в Кантарате царит коммунизм. Мерой поощрения в ней служит удовлетворение честолюбия, мерой наказания – ссылка и смерть («разделение крови»).

Часть кантаратских была задействована в делах оболочки, остальные занимались управлением береговыми военными базами. Большинство имели высшие титулы – от генералов до генералиссимусов. Лишь в отделе кашатеров Глубины должности звучали просто: кашатер, ведущий кашатер; и только Криброк считался ведущим кашатером высшей ступени.

– Там ты уже был, – Эд ткнул пальцем в гущу хомунов. В действительности он показывал на ступени, ведущие в административную часть, где находился кабинет Балмара. – Поэтому идем сразу наверх.

Мы взошли по спиральной лестнице на третий этаж, который представлял собой подобие амфитеатра. Овальная сцена находилась на втором этаже. Высокий купол вторгался в четвертый этаж. В самом центре купола была воронка, весьма похожая на ту, через которую я проник в Пустыню – квадратный провал, и внутри темнота.

Внизу, в метре над полом, висело несколько светящихся спиралей диаметром в человеческий рост.

– Думаю, здесь у них происходят банкеты, – сказал Эд.

Больше похоже на мини-космодром, думал я, – в этих спиралях можно летать. Они защищают от тех штуковин, которые попадаются на пути. Может, в спиралях кашатеры Кантарата перемещаются в Глубину Мегафара? А может, путешествуют по уровням (хотя на самом деле уровни – нечто призрачное. Они, как полосы дыма, если смотреть на них под разным углом зрения. Все эти уровни, которые, кстати, иногда называют телами – ментальным, астральным, эфирным – штука довольно переменчивая: ветер подует, и нет их).

– Смотри, кто у нас тут, – раздалось сзади.

– Хо! Да это же гонец!

Я обернулся: из-за стены снующих туда-сюда мутноватых призраков-хомунов на меня пялились Шабрус и Карликов, оба в строгих черных костюмах.

– Тебе не кажется, что он смотрит прямо на нас? – спросил Карликов.

– Шутишь? Он в карантине!

Я скользнул взглядом по стене и стал рассматривать купол, всеми силами изображая любопытство. Кашатеры не должны были знать, что я их вижу. Почему? Не знаю. Чутье подсказывало.

– Нет, он смотрел-таки на нас.

– Да нет же, говорю тебе, он не может нас видеть. Взгляни-ка на него: он тут впервые. Похож на только что вылупившегося цыпленка. Ты был на излучателях, когда он заявился утром с девчонкой. Только… я тебе ничего не говорил про девчонку. Балмар сказал, что её не было.

– Боже упаси!.. Ничего не слышал ни о какой девчонке… Ты наверное, говоришь о той рыжей, которая появляется здесь, когда хочет, и сбивает с толку некоторых наших ребят?

– Возможно. Но ты об этом забудь.