Олег Дивов - Великий Дракон

— Его порядочность. Он поклялся не брать наложниц. Никогда. Меня готовили в наложницы ему, но он не таков. Это он и дал понять своим обещанием. Наложницу оставить можно, а развод с женой в этих кругах недопустим.

— Доводилось ли вам слышать непосредственно от Юджина, что он рассматривает вас как потенциальную подругу жизни, в любом качестве? Именно от него?

— Это невозможно! — Соня нервно засмеялась. — Вы с ума сошли. Не знаю, как принято вести себя юношам из хороших семей на Земле, но в Пекине такое невозможно.

Какая наивность. Мне даже интересно: если такое невозможно, то каким образом старый император ухитрился обзавестись наследником? Ведь его родители давно были мертвы, и некому было провести деликатные переговоры для бедняжки императора.

— Все решается через родителей, не так ли? Хорошо. Что говорил о вашем будущем старый император? Вы ведь до побега были в фаворе у него.

Соня задумалась, опустила взгляд. Потом вскинула голову:

— Ничего. Он восхищался тем, что я выросла настоящей китаянкой. Должно быть, вы знаете… я ведь не чистокровная. Я не знаю, кем была моя мать. Мне никогда не говорили о ней. И это дурной знак. Я боюсь, что она была шпионкой. Выведывала тайны, притворяясь любовницей крупного чиновника… наверное, он и был моим отцом. Я думаю так, потому что мой отец не захотел меня знать. И виной этому только та грязь, которая была связана с именем моей матери.

— Вернемся к вашей личной жизни. От кого вы впервые услышали предположение, будто вас растят для роли наложницы?

— Не помню. — Соня покачала головой. — Я была еще маленькая. Мне в лицо такого не говорили никогда. Должно быть, я услышала случайно. Слуги между собой говорили, наверное. Не могу ответить точно. Я росла с этим знанием, вот и все.

— Почему вы выбрали для себя именно фамилию Джонс?

Соня отвела глаза.

— Я хотела носить простую фамилию. Земную. Я хотела убежать из Пекина. Куда-нибудь. И там, то есть уже здесь, моя фамилия должна была звучать уместно. Ведь мое имя — оно тоже не китайское. Мне нужна была фамилия под стать имени.

— Простых фамилий очень много. Вы собирались бежать в Куашнару, здесь старожилы носят немецкие фамилии. Почему вы выбрали для себя английскую?

— Какая разница, английская или нет? Мне назвали несколько фамилий, я подумала, что Джонс — самая уместная.

— Может быть, эту фамилию носил кто-то, кем вы восхищались? В Шанхае ведь бывают иностранцы. Даже в императорском дворце — бывают.

Соня отложила степлер и села, уронив руки. Через несколько мгновений вскинула голову — скорей обиженно, чем гордо.

— Ну хорошо. Хорошо! Пусть даже так. В конце концов, это не преступление — кем-то восхищаться. Да, лорд Маккинби, был такой человек. Женщина. И что это, по-вашему, означает?!

— Вы до сих пор восхищаетесь ею?

— Да!

— Могу я попросить вас рассказать о ней?

— Она была пленница. Как и я. Она хотела написать книгу о Китае. Ее пустили в страну, а потом не выпустили. Но она была такая гордая, что никогда и никому не показывала, как это унизительно — жить в плену, пусть даже тюрьма золотая. Ее звали Ирья. Ирья Джонс. Она была совсем, совсем белая. С красными волосами. Она всегда смеялась. Если бы она прожила чуть подольше, я бы, наверное, обожала ее, мечтала бы стать ее служанкой. Ее убили. Инсценировали несчастный случай на охоте. Потому что даже в плену она умела привлекать людей к себе, и император счел ее слишком опасной. Он мог бы депортировать Ирью, только он никогда никого не выпускал живым. Поэтому Ирью убили. И даже мертвую не отпустили домой. Ее похоронили на дворцовом кладбище. На почетном месте. Я часто бывала на ее могиле. Мечтала, что украду урну с ее пеплом и отвезу туда, где живет ее семья. Я хотела вернуть ее домой.

— Вам ведь было около тринадцати, когда Сун Цзымин рассказал вам о ней?

Соня застыла, широко раскрыв глаза. А я вспомнила нашего переводчика в Пекине… Это он?

— Вы…

— Да. Я услышал эту историю от него. Но Сун Цзымин не может знать, что чувствовали вы. Как и вы не можете знать, чей приказ он выполнял, выдавая вам такие секреты.

— Приказ? Вы шутите. Сун… Сун сделал это, потому что считал все происходящее несправедливостью!

— Это большой и философский вопрос. Не могу исключать, что несправедливостью считал происходящее его господин. Итак, что сказал вам Сун?

— Он принес мне записи Ирьи. Все, какие сохранились. Он учил меня федеральному, ведь за границей никто не говорит по-китайски. Он видел Ирью. Он знал, какой она была.

— А потом он познакомил вас с разведчиком из Куашнары. И именно он свел разведчика с врачом, который вшивал вам шунт для чипа. И вообще вы по каждому поводу с ним советовались.

Соня подавленно молчала.

— Он и договаривался с врачом, — продолжал Август. — Именно по его настоянию вам дали общий наркоз перед операцией, хотя обычно ее делают под местным или частичным. Вы этого не знаете, но Сун Цзымин не отходил от вас ни на шаг. Он присутствовал при операции. Соня, вы спали и не видели, что сделал врач. Что он вшил в ваше тело помимо шунта.

Я застыла. Соня — тоже. Напряглись и Линь с Джо Митом. И даже собаки, казалось, перестали пыхтеть.

— Именно этот предмет — корень ваших бед. Соня, Сун Цзымин был едва ли не самым преданным слугой старого императора. Настолько преданным, что император доверял ему сокровенное. Настолько преданным, что Юджин избавился от всего персонала своего отца — кроме Суна. Сун служил и служит не за деньги. И не за почет, не за карьерные достижения. Когда я сказал Юджину, что исполнителем аферы был Сун, он даже не удивился. Он обрадовался, потому что Сун один из немногих людей, кто никогда не станет предателем. Сун служил старому императору и будет служить новому, не брюзжа и не копя обиды. Он не ищет личных выгод в службе, а потому не ударит в спину, решив, что ему чего-то недодали.

Соня слушала его с покорным и обреченным видом, не перебивая.

— Ваш побег был подготовлен и спровоцирован старым императором, — сказал Август. — Да и не только он. Каждое ваше решение, каждый, самый мелкий ваш выбор — все это умело направлялось императором в нужную ему сторону. Вам казалось, вы убежали, скрылись. Вам пришлось вынести множество испытаний. Но каждую секунду за вами следили. Вы принимали как должное все, что с вами происходило. Вы не удивлялись несуразицам. Вы считали себя дочерью шпионки, но не задумывались: почему император, который прославился редкой беспощадностью, вдруг приютил во дворце сиротку? Пожалел? Помилуйте, сколько семей было уничтожено полностью, с младенцами и беременными женщинами, за преступления куда меньшие, чем шпионаж. Вспомните хотя бы геноцид в особых экономических зонах. Яблочко от яблоньки недалеко падает, так считал император. И помнил о том во всех случаях. Поэтому он не оставлял заботой детей тех своих слуг, кто был верен, и уничтожал все потомство изменников. Много лет назад в пограничном инциденте погиб блестящий офицер, оставив безутешную мать и вдову с младенцем. Император назначил матери офицера скромную пенсию, о вдове сказал — найдет себе другого мужа, а сына поместил в привилегированный интернат. После интерната мальчик поступил в офицерское училище, стал талантливым переводчиком, а затем — и одним из доверенных слуг императора. Это история Суна Цзымина. И ваша история похожа на нее. Журналистка, прославившаяся не только способностями, но и эксцентричным поведением, вместе с контрабандистами проникла на территорию империи, надеясь собрать материал для сенсационной книги. Ее схватили, несколько месяцев продержали в тюрьме. Она написала прошение на имя императора, и чудесным образом он прочитал его сам. Велел доставить пленницу во дворец. При встрече она ухитрилась рассмешить императора, уже несколько недель страдавшего от черной меланхолии. Он скатывался в депрессию — она его вытащила буквально несколькими словами. Тогда император приказал закрыть расследование в отношении этой женщины, но пригласил ее погостить. Она осталась. Добровольно. Эту женщину звали Ирья Джонс. Император дорожил ее обществом. А когда она погибла, нелепо и не вовремя, позаботился о ее десятимесячной дочери, оставшейся сиротой. Соня, Ирья — ваша родная мать.