Евгения Грановская - Покидая царство мертвых

– Давление понижается! Анестезиологи, можно?

– Да!

– Скальпель! Внимание! Разрез!

Максим увидел какие-то силуэты, копошащиеся внизу, и понял, что наблюдает за всем сверху, словно парит под потолком вниз лицом. Он несколько раз моргнул, чтобы очистить глаза от остатков пелены, и зрение полностью к нему вернулось. Он увидел человека, лежащего на операционном столе – распятого, распотрошенного, как курица. Усатое лицо с наспех выбритыми щеками пересекал шнур, держащий дыхательную трубку.

Максим вдруг понял, что человек на операционном столе – это он сам. А люди в белых шапочках, суетящиеся вокруг, – врачи, пытающиеся вылечить его растерзанное тело.

«Пи-пи-пи» стало еще быстрее.

– Давление падает! – сказал один из врачей.

– Зажим! Да не этот – длиннее! Черт, ничего не видно!

Суетливые движения врачей рассмешили Максима, и он тихо засмеялся, паря под потолком.

– Уже девятая порция крови!

– Толстую лигатуру под зажим!

– Эй, осторожнее! – шутливо окликнул их Макс. – Я вам не кусок говядины!

«Пи-пи-пи» еще участилось.

– Мы его теряем! – сказал кто-то из врачей.

– Да, – отозвался другой.

Максим сдержал новый приступ смеха и торжественно объявил:

– Ошибаетесь, ребята! Я еще вас всех переживу!

Он увидел, как через разрезы в животе человека, лежащего на операционном столе, выплеснулась кровь. А потом забулькали отсосы.

Врачи снова засуетились. Максиму стало скучно за ними наблюдать, и он зевнул. Потом постарался припомнить, чем закончилась разборка с Колюжным. Кажется, Жора Вержбицкий всадил бандиту пулю в грудь. Черт, вот это плохо. Очень плохо!

И откуда, скажите на милость, взялся этот чудак в лыжной шапочке-маске? И что у него было на руке, когда задрался рукав?.. Что-то очень важное, но вот что?

Максим попытался вспомнить, но не смог. И вдруг громкий голос хирурга отчетливо произнес:

– Все. Он умер. Зафиксируйте время смерти!

Люди в белых халатах перестали суетиться и выпрямились.

– Эй, ребята, вы чего? – окликнул их Максим.

Они отошли от операционного стола, и тело, его собственное тело, осталось там лежать – одинокое и неприкаянное. И никому не нужное!

– Ребята, не смейте расходиться! – отчаянно крикнул медикам Макс. Делайте что-нибудь! Ну! Как там у вас: «Дефибриллятор! Адреналин!» Не стойте же вы как истуканы!

Он чуть не сорвал голос, пытаясь образумить врачей, и тут сквозь стену ударил огромный луч света. Максима потянуло к нему как магнитом – он скользнул к стене, прошел сквозь нее и оказался в коридоре.

Вдруг он увидел Жору и Таню. Они сидели на белых стульях. Старший лейтенант Вержбицкий обнимал девушку за плечи и говорил:

– С ним все будет в порядке, слышишь! Он и не из таких переделок выходил живым!

– Да, – тихо пробормотала Таня, глядя перед собой большими блестящими глазами.

Жора натянуто улыбнулся.

– Однажды мы с ним попали в бандитскую засаду и десять минут держались против двенадцати урок, которые открыли по нам шквальный огонь. Я поймал две пули, в руку и в плечо, а у Макса – ни одной царапины. Он чертовски удачливый парень!

– Был, – тихо пробормотала Таня. – Пока не поделился удачей со мной. – Она повернула голову, посмотрела на Жору пустыми глазами и добавила: – Вчера. Когда мы ехали брать Сохатого. А я… я поделилась с ним своей неудачливостью.

– Все это глупости, слышишь? Даже не думай об этом!

– Но это я… Я забрала у него удачу.

– Говорю тебе – перестань!

– Теперь он умрет из-за меня.

– Не вздумай хоронить его раньше времени!

«Какие они хорошие», – подумал Макс, паря под потолком рядом с колонной ослепительно-белого света, бившего наискось через коридор.

Чуть поодаль Максим увидел пару своих старых друзей, сидевших на дерматиновом диванчике. Один из них, молодой еще мужчина с совершенно седой шевелюрой, одетый в военную форму десантника, плакал, отвернувшись ото всех. Голубой берет его выпал из рук и валялся на полу, но седовласый мужчина этого не замечал.

– Прощай, Седой! – с чувством сказал ему Максим и снова перевел взгляд на Таню и Жору.

Дверь операционной с тихим скрипом отворилась, и в коридор вышел хирург.

– Доктор! – глухо воскликнул Жора.

Все четверо – Вержбицкий, Таня и два старых друга Максима – вскочили со стульев и устремили взгляды на хирурга. Доктор остановился у порога операционной, мрачно посмотрел на Жору и тихо покачал головой.

– Ранения были не совместимы с жизнью, – тихо произнес он.

Таня словно оцепенела, превратилась в восковую куклу, седовласый десантник громко всхлипнул, а Жора произнес хриплым голосом:

– Это я виноват! Нельзя было отпускать его туда одного.

Таня издала горлом тихий звук, и, хотя лицо ее продолжало оставаться неподвижным, из огромных зеленых глаз девушки хлынули слезы.

«Какая она милая», – подумал Максим, но тут же потерял к Тане интерес, потому что неведомая сила заставила его скользнуть в колонну белого света, подхватила его и стремительно понесла вверх.

Максим почувствовал себя счастливым – так, как чувствует себя человек, возвращающийся домой после долгого тяжелого путешествия. И словно в подтверждение этого счастья из сияющих лучей сложились родные лица.

– Мама! – восторженно проговорил Максим. – Отец!

Улыбающиеся, родные лица. Мама разомкнула губы и сказала:

– Не бойся! Все будет хорошо!

– Да! – ответил Макс. – Я тебе верю!

И они заскользили вверх по сияющему туннелю вместе, оставляя землю позади. Максим оглянулся, чтобы бросить прощальный взгляд туда, где он провел тридцать четыре года своей жизни. Земля стремительно удалялась, и вот уже она превратилась в сияющий голубой шарик, подвешенный в звездной пустоте.

Максим улыбнулся и хотел отвернуться, но вдруг какая-то мысль тяжелой волной захлестнула его, и что-то заслонило ему лица родных и сияющий путь наверх, какое-то смутное воспоминание.

«Татуировка!» – сказал Максим сам себе.

И отчетливо представил руку таинственного человека в лыжной шапочке, сжимающую пистолет. И татуировку: большой штык-нож от автомата Калашникова и на нем – черный паук с тонкими лапами.

– Я должен вернуться! – сказал Марк взволнованно.

– Уже поздно! – ответил ему стройный прекрасный хор голосов.

– Но я должен! Это моя работа, я ведь опер! Я ненадолго! Только туда и обратно!

Лица родных, опечаленные, но такие же светлые, стали отдаляться, таять, и Макс почувствовал в сердце тоску, однако он не поддался ей. Он должен был вернуться, поэтому устремился назад, к голубому шарику Земли.

Москва, 2011 год.