Наталья Александрова - Табакерка Робеспьера

– Я понял, – проговорил Робеспьер, следуя внезапному озарению. – Вы говорите о себе, месье!

На следующий день обстановка в фотоателье царила мрачная и безрадостная. Анна Валерьевна, злая и невыспавшаяся, накричала на уборщицу, что везде грязно и вообще у них не ателье, а форменный сарай.

После взлома и нашествия полиции находиться в помещении ателье и впрямь было невозможно. Только у фотографов все осталось в относительном порядке, поскольку они хранили снимки в цифровом виде. По такому случаю все трое уехали по заказам, Виталик еще успел помочь Веронике разобрать кое-какие завалы. Светка Соколова попыталась призвать его к себе в лабораторию на помощь, но Виталик неинтеллигентно послал ее подальше. Нинель Васильевна только тяжело вздыхала – такое безобразие и за год не разгребешь.

Наконец Вероника кое-как навела в своем хозяйстве порядок, предчувствуя, что будут у нее еще неприятности с перепутанными заказами, и тут Нинель позвала ее:

– Вероничка, поди-ка сюда! — Она показала на растение в кадке, которое стояло у них в холле. — Смотри!

Вероника даже вздрогнула от неожиданности. Еще вчера это растение... можно было бы сказать – радовало глаз, но на самом деле было в нем что-то удивительно неприятное. Никто не знал, как это растение называется. Вероника пришла работать в ателье полтора года тому назад, и оно уже стояло в углу холла. С тех пор оно ничуть не изменилось – те же крупные восковые листья, причудливо вырезанные, как растопыренные пальцы, те же толстые волосатые стебли. На вид оно нисколько не выросло за полтора года. Как и когда оно появилось в холле фотоателье, не знал никто, даже Анна Валерьевна, которая работала с самого основания.

Были предположения, что растение искусственное. Но нет: в кадке была самая настоящая земля, и листья — настоящие.

Уборщица Нинель Васильевна ненавидела растение лютой ненавистью, потому что зимой со стеблей капал липкий сок. Он застывал вокруг кадки отвратительной лужей, в которую обязательно вляпывался кто-нибудь из клиентов. Или оседал на одежде, одна женщина как-то запачкала свою норковую шубу, и был по этому поводу грандиозный скандал. Листья от этого сока становились липкими, и на них скапливалась пыль. Нинель неоднократно пыталась пристроить растение соседям по бизнес-центру, но никто не хотел его брать.

– Все умные стали, – обиженно бурчала Нинель, – одна я дура... А вдруг оно ядовитое? Анчар!

– Не волнуйтесь, Нинель Васильевна! – ввязался в беседу словоохотливый Виталик. – Анчар – это дерево, у Пушкина же сказано – древо смерти! А тут кустик, вам по пояс...

– Ты мне голову не морочь! – всерьез рассердилась Нинель. – Это он там, может быть, дерево, где жарко – «В пустыне чахлой и скупой, на почве, зноем раскаленной...», а у нас зимой солнца вообще нету, вот он и вырос кустиком. Пушкина он мне будет цитировать...

Как уже говорилось, уборщица в фотоателье была весьма образованная.

Сейчас Вероника смотрела на растение и не узнавала его. Листья, раньше отливавшие темной глянцевой зеленью, теперь свернулись и походили на застиранные серые тряпочки. Сочные еще вчера стебли напоминали старые разлохмаченные веревки.

– Услышал бог мои молитвы! – радостно сообщила Нинель Васильевна. – Извел проклятый куст! Вероника, будь человеком, помоги его на помойку вынести!

– Может, еще отойдет... – в сомнении проговорила Вероника, ей не хотелось тащиться во двор с тяжеленной кадкой.

– Да ты что?! – завопила Нинель. – Видно же, что оно уже умерло! Говорила я, что нехорошее это растение, несчастье оно приносит, вон и Михаил Юрьевич пострадал.

– Что это вы тут распоряжаетесь? – встряла в разговор Светка Соколова, которой всегда и до всего было дело. – Вы тут пока что не хозяйка!

– Да мне-то что! – разъярилась Нинель. – А только вида у него никакого, только всех клиентов распугает!

Дело решила бухгалтер. Брезгливо ощупав лист неизвестного растения, она распорядилась его выбросить. Светка тут же улизнула, и Вероника с Нинелью потащили кадку во двор, пыхтя и чертыхаясь.

– Уф! – Нинель наконец остановилась у помойки. – Ну не передать, до чего я рада, что от него избавлюсь!

– Уж не вы ли чего в растение подсыпали? – поддразнила Вероника.

– Да ты что? – возмутилась Нинель. – Да его ни одна холера не возьмет! Тащи!

– Да зачем? – Веронике было противно прикасаться к мертвому растению.

– Затем, что мне кадка нужна! – заявила Нинель. – Вон какая хорошая. Деревянная, ручной работы. Отвезу на дачу, посажу в ней анютины глазки, поставлю у крылечка... Тяни!

Вдвоем они дернули растение, хрупкие стебли оборвались, земля высыпалась на ноги. И тут из дверей раздался гневный голос Анны Валерьевны:

– Кто-нибудь уберет наконец в кабинете или мне самой придется это сделать?!

– Хорошо бы, – сквозь зубы пробормотала Нинель, а вслух крикнула певуче: – Иду уже, иду, сию минуту буду! – Вероничка, ты уж тут сама закончи! – шепнула она и побежала к двери.

Вероника только зашипела ей вслед, как рассерженная кошка. Вот так всегда – вся грязная работа достается ей! Ну, подсиропила ей Нинель!

Мелькнула мысль — бросить все как есть и уйти. Если уборщице надо, пусть она сама и ковыряется в земле! А ей-то это зачем?

Но руки сами перевернули кадку и вытащили остатки растения. Корни напоминали спутанный клубок змей. Хорошо, что Нинель поливала этого монстра как можно реже, чтобы он давал меньше сока. Сухая земля ссыпалась опять-таки Веронике на ноги, она привычно чертыхнулась и вдруг увидела, что среди комьев земли что-то тускло блеснуло.

Она наклонилась – и не поверила своим глазам. В куче земли лежала табакерка. Та самая, которую она купила в подарок Михаилу Юрьевичу и которую он так и не получил! Как она здесь оказалась?! Ведь бухгалтер положила ее обратно в сейф!

Да полно, она ли это? Без бумаги, вся в грязи... если бы Вероника не знала, ни за что бы не поверила, что эту железяку купили в антикварном магазине. Но, конечно, это она – вон вензель с инициалами «М» и «Р».

Внезапно налетел порыв ветра, и Вероника зябко поежилась. Что она делает здесь, на помойке? Она вытряхнула кадку и потянула ее за собой. Было ужасно неудобно, потому что в другой руке она зажала табакерку.

Вероника проволокла кадку через весь двор с ужасающим грохотом, но ей уже было все равно. В дверях показалась голова Светки Соколовой. Вероника вжала свою голову в плечи, зная уже, что сейчас Светка выпустит в нее пару-тройку ядовитых стрел. Но тут же вспомнила, что дала себе слово не горбиться. Ага, а попробуйте сохранять осанку, таща волоком тяжеленную кадку!

Светка уже открыла было рот для ехидного вопроса, но отчего-то раздумала говорить. Или забыла. Потому что в глазах ее отразилось удивление. Уж что-что, а запас гадостей у нее был безграничен.