Елизавета Шумская - Чудеса в ассортименте

– Его никто не поймал, как я понимаю? – уточнил Эрни.

– Нет, не поймали. Три или четыре года назад он пропал. Сначала говорили, что затаился. Потом вроде кто-то его видел. Но окончательно искать его перестали после того урагана три года назад. Тогда где-то на востоке страны нашли обломки его «Крылатого». Судя по состоянию тел, там вряд ли кто-то выжил. Разумеется, никто не знал, сколько человек у него в команде, да и разметало обломки изрядно, тем не менее нигде больше никаких сведений о Решке не всплывало. Никто и не сомневался, что он погиб вместе со всем кораблем во время того урагана. Тогда это со многими случилось. – Ренс еще раз посмотрел на фотографию. – Выходит, что он выжил?

– Выходит, что так. – Эрни забрал изрисованную карточку из рук друга. – Но ты точно уверен?

Ренс многозначительно посмотрел на приятеля.

– Понятно, – через пару секунд произнес тот. – Вот так так! Значит, воздушный разбойник.

– Нужно все о нем узнать, – внесла свою лепту в разговор Вивьен. – И все сводится к этому сроку – три года назад. И даже к этому урагану.

– Верно подмечено, – кивнул Эрни.

– Ураган стал отличным поводом для многих спрятать концы в воду, – заметил Ренс.

– И как он не боялся жить в столице, с такой-то биографией? – Вивьен трудно было представить, как вообще живут люди, скрываясь от закона. Она бы не смогла. Просто нервы бы не выдержали.

– Наверняка он опасался, – поделился мыслями ее брат. – Но, с другой стороны, это было не такое уж плохое решение. Он в столицу наведывался редко. Даже с подпольным ее миром не шибко имел дело. К тому же это большой город, где новый человек легко может раствориться в толпе таких же приезжих. Да и видишь, какая разница во внешнем виде. Прибавь к этому тот факт, что вся или большая часть его команды погибла. Вряд ли после этого осталось много людей, которые слишком хорошо знали его в лицо.

– Но, полагаю, кто-то все-таки остался, – задумчиво произнес Эрни.

Брат и сестра вопросительно посмотрели на него.

– Тот, кто пробрался в его дом и вынудил его исчезнуть? – предположил Ренс.

– Возможно, этот кто-то узнал его, начал следить, – начал рассуждать сыщик. – Манихинге Краус говорила про некоторые странности в поведении, правда, она не уверена, что это не ее воображение. Но я допускаю, что такое могло иметь место.

– Решка достаточно опытный воздушный разбойник, – заметил Ренс. – Это означает, что он умел не только кораблем управлять да на абордаж ходить. Нужно было и информацию о грузах получать, сбывать краденое, узнавать, не взяли ли его под плотный колпак. Он должен был уметь маскироваться, замечать слежку, улавливать малейшие странности, а также рассчитывать и продумывать на несколько ходов вперед. Разбойничьей удачи никто не отменял, конечно, но долго только на ней при подобном образе жизни не продержишься.

Вивьен воззрилась на брата с немым восхищением: и он их ловит! Ренс всегда был очень умным, она никогда в этом не сомневалась.

Эрни на миг опустил глаза, не желая видеть этот взгляд, правда, потом как ни в чем не бывало продолжил мысль друга:

– Да, маскироваться он должен был уметь. Столица для таких господ – отличное место. Подумаешь, пару раз в газетах мелькнул его штриховой портрет. По ним и знакомого не узнаешь, а тут какой-то воздушный разбойник, невесть где промышляющий.

– Для большинства так, – согласился капитан. – Другое дело люди разбирающиеся.

– Вот тут-то мы и подходим к Ронету Доускому.

– Который искал пропавший портрет Идореллы Маядскальской. – Ренс и Эрни всегда понимали друг друга с полуслова.

– Именно! Если бы я искал этот портрет, я бы начал с изучения всех кораблей и капитанов как обычных судов, так и разбойничьих, которые имели хоть малейшую возможность оказаться поблизости от места нападения на фрегат, перевозивший картину. Мог Доуский в этот список включить Решку Маркуса?

– Вполне. Тот всегда ошивался около форевской границы.

– А если мог, то существует вероятность, что Доуский запомнил его лицо. Дознавателей учат запоминать именно лицо, а не внешнюю атрибутику. Обычные свидетели видят что угодно: яркую одежду, заметные аксессуары, цвет волос, необычную манеру поведения, нарисованные шрамы – но не лицо. В школах дознавателей тренируют на запоминание именно черт лица. Поэтому изменения во внешности, которые мы видим, не обманули бы Доуского, если бы он столкнулся с Краусом-Маркусом. И если, конечно, наши рассуждения верны.

– Возможно, это был не Доуский, – вставил Ренс. – Решку мог узнать и кто-то другой. По старой памяти. И слить Доускому. Или просто где-то проговориться, а слух дошел до него. Правда, это должно было произойти очень быстро. Потому что я ничего такого не слышал, а это значит, что если слух был, то его быстро пресекли.

– Получается, что Краус, в смысле этот Решка… Маркус, – решила уточнить Вивьен, – просто испугался разоблачения и сбежал?

– Давайте подумаем, – предложил Эрни. – Допустим, Доуский подозревал, что картина у Крауса. Он является к нему домой с целью или припугнуть, или просто обыскать дом. Кстати, мы так и не выяснили, куда Барентон Краус выходил в день исчезновения. В любом случае, Решка и Доуский сталкиваются. Словесная перепалка переходит в драку, и Краус, не видя иного выхода, уходит с помощью стекла вашего отца.

– Судя по тому, что я слышал, погром мог быть результатом обыска, учиненного после исчезновения Решки Доуским. А ушел тот, например, если у дознавателя был револьвер, а у него самого не оказалось под рукой оружия.

– Да, такое могло быть. Но что мы имеем дальше? Доуский ищет картину. Не находит. Но он видел стекло Леру, возможно, нашел и договор. Решив выяснить все поточнее, является к вашим родителям. Может, думает, что есть какие-то ограничения времени пребывания в другом мире или что-то подобное.

– Но такого нет, – захваченная повествованием, произнесла Вивьен.

– Нет. Доуский в растерянности. Преступник испарился прямо на глазах, и когда явится обратно и явится ли вообще, непонятно. Но что же с картиной? Была ли она у него в принципе? Доуский начинает искать. Он сталкивается с Вивьен в доме Кима Леру. Мог он видеть у тебя что-нибудь с твоей эмблемой?

Девушка задумалась.

– Да, я же была со своим чемоданчиком для рабочих принадлежностей. На нем есть моя эмблема.

– Вот! Он вспоминает вещь с таким же рисунком в доме Крауса и тут же завязывает знакомство. Скажи, его вопросы могли каким-то образом прояснить для него, что за вещь была в доме Решки? Чему она служила?

Вивьен вновь погрузилась в размышления. Трудно вспомнить разговоры, которые считал неважными. К тому же столько всего произошло за это время.

– Я не очень хорошо помню, о чем спрашивал, – неуверенно начала она. – Но точно был вопрос о каком-нибудь изделии для переноски объемного и тяжелого.