Елизавета Шумская - Чудеса в ассортименте

– Только скажи сперва, твой человек уже наблюдает за каретой?

Ренс кивнул.

– По моим расчетам, Онзо на челноке с «Шалуньи» уже должен подняться в воздух, – Леру что-то прикинул в уме, – и направляется к черте города, где будет поджидать карету. Дальше ему приказано двигаться параллельно, не близко, но и не выпуская ее из виду. Не волнуйся, Онзо достаточно опытен, челнок надежен, может лететь очень долго, так что сделает все в лучшем виде.

– Ты меня успокоил. Ладно, идем, буду тебе рассказывать, во что я хочу нас втравить.

Вивьен устроилась у заднего окна кареты, больше напоминавшей небольшой вагончик с сиденьями, обитыми бархатом, невысокими столиками для чая или кофе, которые можно было попросить у сопровождающего. Ренс никогда не купил бы сестре класс более экономичный. Однако сейчас девушка думала совсем о другом. Мыслями она постоянно возвращалась к вчерашнему разговору с матерью. Леона сказала, что Эрни ее любит. Вивьен одновременно и верила, и не верила в это. Она знала, родители давно мечтают о внуках, а ни дочь, ни сын не спешат ими радовать. С другой стороны, мать никогда бы не стала искажать факты ради столь эфемерной выгоды. Вивьен думала обо всем этом целую ночь. Часто плакала. В основном от того, что находила все новые и новые подтверждения словам Леоны. Отчего-то девушка чувствовала себя очень несчастной. Она не хотела, чтобы счастье столь дорогого ей человека зависело от нее. Ей нравился ее мир: магазин, родители, дом… Эрни. Она вдруг поняла, что его потеря будет для нее невероятно мучительной. Но как быть рядом с ним, если он… Можно сколько угодно мечтать о толпах влюбленных поклонников, но, когда сталкиваешься с подобным в настоящей жизни, с чьей-то направленной на тебя любовью, это… угнетает. Это ставит человека в ужаснейшее положение, от которого хочется бежать, скрыться, и он начинает жалеть, что вообще обо всем узнал. Но он уже знает, и от этого не спрятаться. Понимание того, что именно он ответственен за чужое горе, обрезает крылья. Вина и подавленность – вот спутники подобной ситуации. Любая радость, смех или просто хорошее настроение, не говоря уже об отношениях с другими, кажутся преступлением против того, кто безответно любит тебя. Вивьен не предполагала, что когда-нибудь испытает подобное. Но теперь ей казалось, что она всегда знала о чувствах Эрни, по крайней мере, подозревала о них, и никогда не пускала подобные мысли в сознание, подавляя в зародыше. Обманывать себя довольно легко. Сейчас Вивьен все больше приходила к выводу, что так поступала не из-за отрицания возможности подобного, а из-за собственного эгоизма. Очевидно, в глубине души она понимала, как будет себя чувствовать, если все откроется, и всячески избегала этого, не изменяя ситуацию и уж точно не делая легче Эрни.

В ту ночь Вивьен выплакала много слез то от жалости к другу, то от ненависти к себе, то от собственного бессилия, то из-за чего-то еще. Наутро не могла смотреть ни на мать, ни на Эрни. Этот отъезд показался ей удачным выходом из положения, вернее, отсрочкой, временем, когда мир хоть частично, но останется прежним и можно будет ничего не менять.

Однако на платформе, стоя в объятиях сыщика, Вивьен неожиданно почувствовала какую-то светлую радость. Это был ее Эрни – не измученный ее жестокостью, безнадежно влюбленный, не символ, вечное напоминание о мучениях, которые она причинила, – это был ее друг, такой родной и любимый. А еще он целовал ее.

Чувствуя жар на собственных щеках, Вивьен отвернулась к окну, хотя совсем ничего за ним не видела. Украдкой приложила руку в перчатке к губам и почувствовала, как они сами раздвигаются в улыбке. Какое-то неизвестное, невыразимо волнующее и радостное чувство поднималось из груди, сжимало горло, сдавливало его слезами. Ей отчего-то захотелось смеяться, но она сдержалась, хоть и с трудом. Пришлось сделать несколько глубоких вдохов-выдохов, чтобы восстановить способность дышать ровно.

За всеми этими мыслями полтора часа до ближайшей воздушной станции пролетели незаметно.

В это время Эрни и Ренс начали действовать.

– Для начала нужно повторение операции со слухами. Вчера твои ребята, – вещал сыщик, пока они спускались с платформы порта, – отлично справились. Так что пусть этим займутся и сегодня. Но мои тоже подключатся. Нужен больший масштаб.

– И что они должны рассказывать? – Ренс с интересом смотрел на воодушевленного друга.

– Помнишь, что Вивьен нам сегодня рассказала? Про мнение твоего отца о том, что портрет не мог быть перенесен в другом мир?

– Я не совсем понял рассуждения Вив про все это, но получается, что картина сама решила поучаствовать в своей судьбе.

– Что-то вроде того. Только, скорее всего, не как вещи, сделанные Вивьен, а просто в результате мощнейшего заклинания или силы создателя, без пробуждения личностных качеств. Возможно, это позволяет картине при угрозе соответствующего уровня или защищаться, или перемещаться куда-либо.

– Ладно-ладно, давай к делу уже. Иногда мне кажется, что вы с Вив спелись слишком хорошо!

Эрни хохотнул:

– Если к делу, то в народе должны заговорить, что портрет Идореллы Маядскальской уже нашли. Скажем, где-нибудь ближе к Форевии схватили какого-то подозрительного типа, и у него оказалась картина. Теперь ее везут то ли нашим властям, то ли сразу в Форевию, чтобы передать их правящему роду.

– Э-э-э… и зачем нам это?

– В первую очередь это немного отвлечет их от нас. Заставит проверять сведения. Ведь подобное развитие событий ставит под удар весь план Лаужер-она. Возможно, они даже на время приостановят какие-либо действия по его реализации.

– Если этот план есть.

– Да, если он есть, – не стал спорить Эрни. – Нам пригодится даже минимальный выигрыш во времени. К тому же это немного замаскирует наш план.

– А у нас есть план?

Они вышли на портовую площадь. Тут как всегда сновало множество самого разного народу. Ренс набрал в грудь побольше воздуха и произнес:

– Всегда скучаю по этому городу. Тут совершенно особенная жизнь. Нигде подобного нет. А уж у этого места и подавно своя неповторимая аура.

– Да? – Эрни огляделся, будто впервые увидел площадь.

Мимо как раз прошли две женщины, похоже, мать и дочь. Ренс тут же улыбнулся обеим.

– А еще я думаю, – щебетала та, что моложе, – что он не зря познакомил тебя со своим родственником. Иначе бы не оставил под этим нелепым предлогом так надолго одних. А ты как думаешь?

Что думала собеседница девушки, парни уже не узнали из-за увеличившегося расстояния между ними и этими случайными прохожими.

– Видал? Хороши, да? Причем обе.

– Так ты говорил про девушек как про ауру?

– Нет, конечно, но с девушками любая атмосфера станет приятней. Что скажешь, а?