Александр Прокопович - Спецназ Лысой Горы

Протей обедал около часа. Упорный. Он старательно прочесал своим рылом туннель, несколько раз задев и меня. Если до этого я еще надеялся, что во мне останется хоть пара литров крови, то сейчас такие мысли меня уже не посещали. Я чувствовал только холод и тяжесть головы. Кажется, она стала слишком увесистой.

Когда протей последний раз прошелся по туннелю и уплыл, я все еще не завидовал погибшим. Я все так же хотел жить, пусть по грудь в грязной воде, с невозможностью двигаться и говорить. Так уж получилось, что я и вправду не мог ни говорить, ни двигаться. Не всё же мне на себе ученика таскать. Пора и ему поднапрячься.

Я был удостоен высшей почести – меня лечил Лейзерович. Сначала зашил кого-то в Замке, а потом – сразу ко мне. Почесть сия объяснялась просто – Данила знал, где лежит аванс Васильченко. У моего совершенно нерачительного ученика хватило ума оплатить и лечение Карины: во время атаки протея здорово досталось ее правой руке.

Про усилия Лейзеровича я узнал несколько позже. Первое, что я увидел, когда пришел в себя, это Карина, сидящая у моей кровати. Лежать было неудобно – левые рука и нога пытались навязать мне свою волю, но присутствие Карины смиряло с неудобствами.

– Откуда ты взялась?

– Приказа никого к тебе не пускать не было… Или Данила его отменил.

– Нет, откуда ты взялась в пещере?

Карина совершенно очаровательно наморщила лобик, чтобы сказать гадость:

– Алёхин попросил присматривать за тобой. Он сказал, что ты никогда не сможешь отличить присмотр от флирта.

Наверное, глупо обижаться на человека, который фактически спас тебе жизнь. Конечно, девушки должны бросаться на моих врагов просто-таки по зову сердцу, а не благодаря приказу. С другой стороны, сейчас-то Карина сидит на кровати у меня, а не… и будь я проклят, если она и дальше будет сидеть.

Это даже неудобнее, чем я думал. Раненая правая рука Карины пыталась помочь моим левым и тоже раненым отросткам, но мы были непреклонны. Разум отступил перед чувствами. По счастью, все кончилось достаточно быстро, чтобы Лейзерович и Алёхин зашли ко мне в спальню после, а не во время. Они и так смеялись неприлично громко. Вероятно, это действительно смотрелось довольно комично – три травмированные конечности в обнимку.

Голубой Дракон вспомнил о том, что у него есть хозяин, через несколько дней после вылазки в пещеры Лавры. Думаю, он выбрался через второй выход, существование которого подтвердил мне чуть позже Алёхин. Гвардия провела зачистку пещер, не поленившись обратиться за помощью к ведьмам. Протеев сожгли, алтари разобрали, вход в пещеры завалили. Естественно, никого не нашли. Теперь маньяку придется начинать всё сначала.

После своего возвращения Голубой Дракон не отходил от меня и непрерывно мявкал, пытаясь мне что-то втолковать. То, что я завалил два дела разом, я знал и без него. Маньяк рано или поздно снова возьмется за старое, на то он и маньяк, а ворожка спокойно сделала свою работу и, вероятно, тихо посмеивается над детективом Алексом.

Даже с кислотой меня ждало полное разочарование. Судя по всему, ее покупал кто-то из ребят Киселя, мертвых ребят. Утешало одно: тот, кому нужна была кислота, только пытался казаться ведьмой…

Лысая Гора и Корона перестали косо смотреть друг на друга, но продолжали криво поглядывать на меня. Младшая Хозяйка пожелала мне поскорее заняться делом, а лейтенант Алёхин в ответ на мою благодарность за Карину объяснил мне, что только напряженная обстановка в городе мешает ему отправить Карину на гауптвахту за самоволку, и поинтересовался, всегда ли именно его отделение должно вытягивать меня из дерьма?

Алёхин что-то понял по моему лицу, замолчал и ушел. Когда орешь на человека, а он в ответ улыбается, надо замолкать и уходить. Если бы Алёхин задержался чуть дольше, он бы увидел, как улыбка превращается в гримасу. Конечно, приятно, что Карина решила присмотреть за мной по собственной инициативе… Только для того, чтобы выследить нас с Данилой, надо было приложить чуть больше усилий, чем просто прийти и спросить, как дела. Она, что же, сутками за нами следила? Если бы в следующую секунду дверь не открылась и не впустила Карину, я бы успел додумать свою мысль.

Женщина в форме довольно редко выглядит настолько однозначно. Каждая линия ее одежды кричала об одном – снимите это немедленно! Вместо этого я занялся акробатическим этюдом под названием «Оденься одной рукой, стоя на одной ноге». Вероятно, зрелище было действительно забавным, раз ни Карина, ни вошедший Данила так и не сделали ни одной попытки помочь мне. Конечно, они были заняты другим – старались, чтобы их ржание не вырвалось наружу.

Меня не ждала карьера клоуна – меня ждал Великий Князь Ярослав. Меня, Данилу и Карину. Что-то я зачастил в Печерский Замок. Прелесть в том, что приглашают на несколько минут и на верхние этажи, а остаться можешь на пару десятков лет – и в подвале.

Я волочил свою раненую ногу на Замковую гору без удовольствия. Единственное, что заставило меня дойти до конца, прежде чем солнце село и снова встало, это ножки Карины, семенящие чуть выше по дороге. Я не верю, что соотношение между длиной этой юбки и расстояние от нее до меня с учетом крутизны дороги не были скрупулезно просчитаны. Да еще был Данила. Он шел позади и явно работал в паре с Кариной – у нее на глазах я не мог идти медленнее ученика, разве что если бы я вдруг захромал на вторую ногу, а заодно напрочь потерял ориентацию в пространстве. Этого не случилось.

У Печерского Замка восемь подъездов, на этот раз нас ждал четвертый. Я даже не знал, что он работает. Нас впустили – без удовольствия. Четыре пары охранников – по одной на каждую дверь, которые нам удалось пройти, два обыска и почетный караул – несколько избыточный для нашей невооруженной троицы. Для того чтобы уж совсем обезопасить таких подозрительных особ, как мы, не хватало таких пустяков, как кандалы. Вероятно, кончились на предыдущих посетителях.

Единственное, что радовало, – это непрерывность нашего движения – медленно, но упорно мы продвигались в глубины Замка. В прошлый раз всё было как-то легче. И это естественно – в мирное время замки охраняются лучше, может быть, именно поэтому оно остается мирным.

Мы поднимались по лестницам и опускались вниз столько раз, что я готов был оказаться и в подвале, и на крыше. Думаю, это все-таки был подвал. Особенный подвал – с единственным обязательным признаком подвала – отсутствием окон. В нем не было ни сырости, ни затхлого воздуха, ни скромности. Были бесконечные анфилады, лепка, мебель, которая должна быть во дворцах и замках, но чаще так и остается в воображении, картины… мы и многочисленный караул.