Александр Прокопович - Спецназ Лысой Горы

– Это Федя наш, он ведьм за версту чует. И ловит он. Подкрадется, оглушит – ну а дальше уже атаман решает – народ позабавить или по-тихому кончить. Чует он их. Вон идет – добыча его, без него никто ведьму тронуть не может.

– Федя, значит. Чует он. А часто ведьмы на костре силу свою показывают?

– Каждый раз. Кричат – обычный человек так ни за что крикнуть не сможет.

– Понятно. Ты, мужик, тоже бы кричал громче обычного, если тебе пятки поджарить…

– Мужик, ты чего?

Илья не ответил, ему срочно нужно было добраться до «Монстра».

Зрители одобрительно зашумели – на площадке появился Федя – охотник за ведьмами. Высокий, нескладный, впрочем, впечатление от его нескладности было обманчиво, достаточно было посмотреть на меч, который был закреплен у него на спине. Длинный, больше полутора метров спадон – оружие не для каждого. Нужно не просто быть атлетом, нужно еще быть весьма техничным бойцом, чтобы этот меч был действительно оружием, а не просто неподъемным куском заточенного металла.

Федя был доволен собой. Шум зрителей фактически перешел в рев, когда Феде принесли зажженный факел. Для тех, кто любит погорячее, ждать осталось недолго.

Голос у охотника на ведьм тоже был неожиданным – высоким, мелодичным. Не смотреть – слушать и наслаждаться.

– Право на спор!

Сказанное говорилось с двумя целями: фразу положено было сказать, и Феде нравилось, как звучит его голос.

– Право на спор!

По традиции – три раза. Вдруг кто не услышит. Федя подождал и повторил. Ответа он не ждал, и поэтому, когда в ответ услышал – в четвертый раз прозвучавшее над лагерем, сказанное негромко, с хрипотцой, но отчетливо – не сразу понял, что произошло.

Невысокий человек с топором в руке направлялся к Феде. Это был Илья.

Мишель достаточно хорошо знал брата своей супруги, чтобы понимать: если тот что задумал – его не остановить, особенно сейчас, когда его топор уже вынут из чехла. Знал он и то, что вспыльчивость у Ильи показная, брат жены спонтанных решений не принимает. У него было право, у него была сила, чтобы это право отстоять. И это не было ни глупо, ни рискованно – это было правильно. Правильно для Ильи и невозможно для Мишеля, даже если бы Мишель был мастером фехтования.

Топор Ильи не был боевым в полном смысле этого слова. То есть им вполне можно было убить, но примерно так, как можно убить столовым ножом или простым камнем. Это был добротный инструмент, который ловко сидел в руке и мог многое сделать, только не защитить от спадона. Когда рубишь дрова – дерево не дает сдачи. И все же Илья вышел с топором. Зрителям понравилось. Это должно было быть забавно и недолго. Федя даже заулыбался, неожиданно для себя он подумал, что по возможности постарается сохранить этому смешному противнику жизнь.

Они пожали друг другу руки и сошлись. Федя расставил ноги пошире, перехватил меч, прикинул, как лучше свалить противника, не покалечив, когда это случилось. Илья сделал быстрый шаг в сторону – и взмахнул топором. Без замаха. Просвистевший мимо спадон уже не играл никакой роли: вслед за своим мечом уже падал Федя, падал, как валятся под топором лесоруба огромные дубы – величаво, будто выбирая место падения.

Топор, выброшенный рукой Ильи, обухом пришелся точно по макушке Феди. Со стороны могло показаться, что Федя просто оступился и упал. Любой оступится, если получит топором по башке.

Илья, аккуратно переступив через распростершееся тело, подошел к столбу и двумя точными ударами умудрился перерубить цепь и разрезать веревку. Илья с Маришкой уже были у «Монстра», когда Мишель пришел в себя и потянул за собою Мари. Оставаться в лагере сейчас не казалось правильным.

Грузовик мягко заурчал и медленно покатился к выезду из лагеря, когда, чуть не попав под колеса, к кабине метнулась длинная тень. Илья дал по тормозам – перед бампером замер Федя. Вид у него был не очень, но, судя по скорости передвижения, череп был не самым уязвимым местом его тела.

Илья приоткрыл дверцу:

– Сказать чего хочешь?

– Предупредить. Дерешься ты здорово, только от ведьмы твой топор не спасет.

– От ведьмы? Сынок, кто, как ты думаешь, может учуять ведьму?

Вопрос для Феди был сложноват. Федя в принципе редко отвечал на вопросы.

– Обидеть хочешь? И так опозорил…

– Хочу совет дать. Учуять ведьму может только другая ведьма. Понимаешь меня? Ты поосторожней, вдруг в следующий раз кто-то додумается, что у тебя самого не самые обычные способности. Думаешь, для тебя хвороста не хватит или столба нужной длины не найдут?

Илья захлопнул дверцу и нажал на газ, не дожидаясь, когда Федя вникнет в смысл сказанного. У него будет достаточно времени.

Илья сменился и спал, мотор «Монстра» ревел, пытаясь убаюкать оставшегося за рулем Мишеля. Трехтонная махина мягко катилась по дороге, не замечая выбоин и кусков бездорожья, – под огромными колесами любая дорога кажется идеальным полотном. Прожектор выхватывал из ночи километр за километром. До Киева оставалось не больше двухсот.

Если вслушиваться в гул мотора, можно уловить скрытую мелодию, постепенно шумы уходят, остается только мотив. В такт появлялись и исчезали деревья, развалины, в такт поворачивала дорога. Мотив становился все сильнее, на очередном повороте Мишель еле повернул руль – он уже не вслушивался, но мотив был все сильнее. Он почти оглох, когда в зеркале увидел ее глаза. Он не должен был видеть этот взгляд, а может, она решила, что теперь ему уже всё равно – что он мог сделать? Только почти вслепую вести грузовик. Маришка смотрела, Маришка пела – и он слышал, каким-то шестым чувством, как всё реже дышит Илья и как Мари бледнеет, а щечки ведьмы наливаются цветом.

Наверное, Илья мог бы что-то сделать, но он спал и мог уже никогда не проснуться; может быть, что-то могли бы и Питер с Эриком. Мишель же смог только на очередном повороте недокрутить руль и всем телом навалиться на педаль тормоза.

Господин Алези пришел в себя от свиста проколотой подушки безопасности. Болело всё, но было хорошо. Потому что Мари, пусть и побледневшая, достала аптечку и рылась в лекарствах. В принципе, он был согласен терпеть эту боль всегда, лишь бы видеть, как Мари – живая и здоровая – что-то делает.

Сквозь ветровое стекло было видно, что Питер вытащил Маришку на улицу и пытается привести в чувство.

– Сынок, ты как?

Илья открыл дверцу и стоял на подножке, не забыв прихватить своего любимца.

– Могло быть хуже. – Мишель заставил себя улыбнуться.

– Где Эрик?

– Для Эрика хуже уже быть не может.

Илья подошел к Маришке и, отодвинув в сторону Питера, взмахнул топором. На этот раз удар был не обухом. Хватило нескольких сотен километров преодоленных за линией Большой Стены, чтобы отрубленная голова не казалась чем-то неуместным.