Array Array -  Да вспомнятся мои грехи

– Готов поклясться, что Уолдо забирал гравитол на прошлой неделе. Пожалуй, мне следует позвонить доктору Норману.

– По–моему, Уолдо берет не для себя, – медленно произнес Кроуэлл. – Лекарство нужно ему для каких–то опытов над аборигенами.

– Хорошо. Тогда я запишу на его счет.

– Странно. Он мне специально дал наличные. – Служащий поднял взгляд.

– Сколько?

– Восемнадцать с половиной кредиток.

Кроуэлл извлек бумажник и отсчитал девятнадцать кредиток. Потом положил рядом розовую купюру в 50 кредиток.

Служащий поколебался, затем взял банкноту, сложил ее и сунул в карман.

– Это на ваши похороны, старичок, – сказал он, занося проданный товар в книгу. – Здесь дозировка для молодого мужчины.

Кроуэлл сгреб сдачу – полкредитки мелочью – и молча вышел.

6

На следующее утро, снова чувствуя себя человеком, Кроуэлл сразу после восхода направился на рудник. Он свернул к куполу лаборатории, но Уолдо не оказалось на месте, и Айзек легким шагом двинулся к шахте А.

У входа в шахту выстроилась длинная очередь бруухиан. Они приплясывали и размахивали руками, словно старались согреться. По мере того как Кроуэлл приближался к началу очереди, их оживленные разговоры становились все громче и громче.

Человек в белом комбинезоне осматривал бруухианина, стоявшего впереди. Он заметил Кроуэлла, лишь когда тот подошел вплотную.

– Привет! – прокричал Кроуэлл, перекрывая шум. Человек в изумлении поднял голову:

– Кто вы такой, черт подери?

– Меня зовут Кроуэлл. Айзек Кроуэлл.

– Ах, да… Я был еще ребенком, когда вы приезжали сюда в прошлый раз. Сейчас мы наведем порядок.

Он поднял мегафон и закричал по–бруухиански (в неформальном ключе):

– Ваше настроение портит мне настроение, замедляет продвижение этой очереди и к «тихому миру» приближение! – Шум стих и сменился негромким бормотанием.

– Видите, я читал вашу книгу, – человек продолжал водить вдоль тела бруухианина поблескивающим металлическим щупом.

– Это диагностическая машина? – спросил Кроуэлл, указав на прикрепленную к поясу человека ничем не примечательную черную коробку, соединенную со щупом проводом.

– Да. Она выясняет, все ли в порядке у этой зверюги, и сообщает свое мнение доктору Штрукхаймеру. – Он шлепнул бруухианина по плечу, и «зверюга» резво помчался в шахту.

Подошел следующий туземец и поднял ногу, согнув ее в колене самым противоестественным образом.

– Здесь еще и встроенный микрофон, – сказал человек в комбинезоне, вглядываясь в номер, вытатуированный на ноге бруухианина. Он медленно, отчетливым голосом прочитал номер для компьютера и стал методично водить щупом над коричневой шерстью туземца.

– Не представляю, чтобы кто–то удрал с этой планеты, а потом захотел сюда вернуться. Сколько вам заплатили?

– Собственно говоря, готовится к выходу в свет новое издание моей книги. Издатель захотел, чтобы я освежил материал.

Человек пожал плечами:

– Что ж… Если обратный билет в кармане, то, конечно, здесь пожить можно. Хотите спуститься в шахту? Тогда вперед. Но внизу глядите в оба – они носятся там как угорелые. Держитесь подальше от подъемника, и, если повезет, вас не затопчут.

– Спасибо.

Кроуэлл пришел по коридору и увидел впереди крохотную открытую клеть подъемника. Внутри уже нетерпеливо пританцовывал бруухианин. Над подъемником висела табличка: «Спускаться в одиночку категорически воспрещено». Бруухиане не знают письменности, но этот инвалид, очевидно, знаком с правилами. Как только Кроуэлл пристегнулся, туземец нажал на большую красную кнопку, и клеть полетела вниз.

Кроуэлл судорожно вцепился в поручни, а Отто бесстрастно вел счет секундам. Через двадцать две секунды врубились репульсоры, и машина, сжатая силами отталкивания, остановилась. Даже с поправкой на сопротивление воздуха клеть ушла в глубь планеты, вероятно, более чем на километр.

Внизу было очень темно, но бруухианам и не нужно столько света, сколько землянам. Туземец вышел из клети, задев Кроуэлла плечом. Судя по звукам, вокруг кипела активная деятельность, но Кроуэлл ничего не видел.

– А, Айзек, – раздался человеческий голос в трех–четырех метрах от него. – Нет чтобы предупредить меня о своем приходе.

Во тьме вспыхнул фонарь, и луч его, подпрыгнув, остановился на Кроуэлле.

– Ну–ка, наденьте вот это. – Штрукхаймер передал ему защитные очки, оказавшиеся прибором ночного видения.

Кроуэлл повиновался, и внутренность шахты появилась перед его глазами: видеоизображение было окрашено в привычные серо–зеленые тона.

– Да, действительно много перемен, – сказал Кроуэлл.

– Почему так темно?

– Они сами попросили. Говорят, при свете их движения замедляются.

– Боже милосердный! – Кроуэлл в изумлении взирал на лихорадочную суматоху вокруг. – На них глядеть–то и то устанешь.

Шахта представляла собой что–то вроде квадратной пещеры размером с большой зал. Около полусотни бруухиан, работая парами, врубались в три стены с помощью виброкирок и лопат. На каждую пару полагалась одна тачка. Как только она наполнялась, суетливый бруухианин, стоявший рядом, хватал ее, взлетал по склону к четвертой стене, где стояли Кроуэлл и Штрукхаймер, и вываливал руду на конвейер, который выносил ее на поверхность. Потом туземец возвращался, забирал у своего товарища лопату, тот хватался за виброкирку, а третий, лишенный кирки, начинал дергаться у тачки.

Среди этой толчеи сновал взад–вперед маленький бруухианин и, поминутно уворачиваясь от столкновений, разбрасывал по влажному полу пещеры смесь песка и опилок. Во всем ощущался какой–то сумасбродный порядок, словно детвора затеяла сложную игру, напоминавшую одновременно салочки, прятки и эстафетный бег.

– Знаете, – сказал Кроуэлл, – по мнению Вилли Нормана, снижение продолжительности жизни вызвано перенапряжением. Глядя на этот бедлам, я склонен с ним согласиться.

– Действительно, в шахте они трудятся как нигде. Особенно с тех пор, как мы выключили свет. Но я добился сокращения рабочего дня, чтобы хоть как–то скомпенсировать возросшую активность. Сколько часов в день они работали, когда вы изучали их в прошлый раз?

– Кажется, одиннадцать–двенадцать часов.

– А сейчас – шесть с половиной.

– Серьезно? У вас такая власть над Компанией?

– Теоретически – да. По идее, они должны отдавать честь при моем появлении, поскольку концессию не закрывают только с молчаливого попустительства конфедеративной Комиссии здравоохранения, а я – ее единственный представитель. Но я не перегибаю палку. В сущности, я зависимый человек. Все в руках у Компании – людские ресурсы, энергия и вода, снабжение, почта… У нас сердечные отношения. Компания прекрасно знает, что, допусти она ошибку, тут же найдутся пять–шесть других концернов, готовых перехватить контракт. Поэтому и с аборигенами она обращается неплохо. Кроме того, если мыслить категориями производительности труда, то Компания ничего не потеряла, даже наоборот. В каждый данный момент Компания имеет право эксплуатировать только одну шахту. Туземцы трудятся в две смены, перехлестов нет, и в действительности суточное время работы шахты больше, чем раньше. Общая выработка намного выше по сравнению с прошлыми временами.