Галина Полынская - Час ночи

Сняв пиджак, Феликс повесил его на спинку кресла, сел и стал расстегивать манжету рубашки. Петр тем временем взялся подготавливать препарат к инъекции. И вдруг спросил:

– Феликс, а что там с запасной ампулой, которую мы вам давали в поездку в Феодосию? Вы её использовали?

– Нет, не пригодилась. Знаю, что обещал вернуть, но очень уж хочется оставить ее дома – на всякий случай, для подстраховки.

Петр с Павлом переглянулись.

– И что вас беспокоит? – Закатав рукав рубашки, Феликс вытянулся в кресле. – Я просто хочу уменьшить собственное беспокойство в связи с препаратной зависимостью. Мало ли какой форс-мажор может приключиться, мне нужна хоть какая-то гарантия своевременной инъекции.

– В общем-то, вы правы, – кивнул Павел. – Но вы помните, да, что ни в коем случае…

– …препаратом «Фелис-1» не должен воспользоваться никакой другой вампир, он разработан индивидуально для меня, – сказал Феликс. – Все помню, не беспокойтесь. Приступайте, я готов.

Игла шприца вошла в белую, будто мраморную кожу, Петр плавно опустил поршень, и синяя жидкость устремилась по руке тончайшими голубоватыми ручейками. Вдруг Феликс коротко задохнулся. На миг ему показалось, что картинка перед глазами – комната с мягкой мебелью и цветочными вазонами – застыла, как нарисованная, а потом начала трескаться.

Синие глаза моментально налились кровью, зрачки сузились вертикальными иглами, в углах рта выступила розоватая пена. Феликс дернулся, словно его ударило током, но из нижней части кресла, из подлокотников, из самой спинки мгновенно выскочили металлические фиксаторы рук, ног, груди и с глухими щелчками обездвижили вампира. Сознание Феликса раздвоилось: одна часть осознавала самое себя, позволяла слышать звуки, видеть окружающее пространство, другая же стремительно разливалась чернильной мутью, ослепляя и вырываясь надсадным хрипом из гортани. Затем все померкло перед глазами, остались лишь звуки – хлопанье крыльев и встревоженный птичий клекот. Тут Феликсу показалось, что его стало затягивать в бездонную липкую воронку, раскручивая при этом на бешеной центрифуге. Частью сознания, не залитой чернильной тьмой, он цеплялся за угасающую реальность, осознавал – нечто происходит вокруг, непосредственно с ним самим, но не понимал, что именно.

Проваливался он в беспамятство или нет, Феликс тоже не смог понять, лишь в один момент ощутил, как стало замедляться вращение бешеной центрифуги, а сам он начал подниматься из липкой воронки все выше и выше, к её широкому жерлу.

Когда темнота рассеялась, Феликс увидел склонившихся над ним Петра и Павла. Они были частично трансформированы – за плечами виднелись серебристые крылья, вместо светлых волос головы покрывали перья, а кисти рук походили на когтистые птичьи лапы.

Феликс хотел что-то сказать, но из сухого горла вырвался лишь хриплый стон. Петр наклонился и откуда-то снизу поднял прозрачный стеклянный сосуд, напоминающий лабораторную колбу. Сосуд наполняла непрозрачная жидкость оранжевого цвета. Петр поднес колбу к губам Феликса, стеклянный край стукнулся о зубы, и в глотку пролилась густая, прохладная, сладковатая жидкость с отчетливым привкусом крови.

В пару глотков осушив колбу, Феликс перевел дух и ощутил мгновенный прилив сил. Словно изнутри его озарило ослепительное сияние и золотистыми своими переливами очистило рассудок, сделав его ясным до абсолютной прозрачности.

– Скажите что-нибудь, – произнес Петр.

– Вы не до конца оборотились, – ответил Феликс.

Петр с Павлом посмотрели друг на друга и словно только сейчас заметили крылья, перья и когти. Они отошли в сторону и стали подпрыгивать на месте, словно разминались перед пробежкой. Прыжки становились все выше и выше, оборотни пару раз зависли в воздухе, и вокруг их крылатых фигур возникли легкие, но непрозрачные белые облачка.

Когда Петр с Павлом опустились на пол, а дымка рассеялась, они снова выглядели симпатичными русоволосыми молодыми мужчинами с серыми глазами и открытыми белозубыми улыбками. На первый взгляд они казались близнецами, но один был все-таки старше.

Они оба склонились над Феликсом, пристально вглядываясь в беломраморное лицо с электрически-синими глазами.

– Что со мной было? – Феликс попробовал пошевелиться, но фиксаторы все еще удерживали его.

– Сами пока толком не поняли. Но уже взяли вашу кровь – сегодня же проведем анализ, выясним, что дало такую мощную обратную реакцию.

– Обратную реакцию? Я что, моментально начал становиться прежним?

– Ну, не все так буквально и однозначно, – уклончиво ответил Павел, – но нечто похожее было, да.

– На солнце теперь лучше не выходить?

– Нет-нет! Сейчас все в порядке, живите как жили! Возможно, нахлест инъекций получился слишком большой. Надо провести пару экспериментов…

– Я так люблю, когда надо мной ставят эксперименты, – произнес Феликс, каким-то образом умудряясь смотреть им обоим в глаза одновременно. – Конечно, проводите, я всеми руками за.

–Феликс, мы ничего не можем поделать в данном случае, – сказал Петр. – Вы знаете, что препарат экспериментальный, тестировать его на ком-то другом было невозможно, и никто не знает, какие еще могут быть побочные эффекты, сколько времени понадобится для его усовершенствования…

– Я все это уже десять раз слышал. То есть препарат довольно непредсказуем и то время, что я его принимаю, вовсе не показатель стабильности? В любой момент может начаться обратная реакция?

– Понадеемся, что нет. Мы постоянно работаем над препаратом, изучаем его, стараемся сделать лучше…

– Не перестарайтесь только, – сухо отрезал Феликс и снова попытался пошевелиться. – Не хотите меня отстегнуть? Я уже вроде в своем уме и опасности не представляю.

– Ах да, простите!

Ни Петр, ни Павел не прикоснулись к креслу, металлические фиксаторы сами собой раскрылись и ушли внутрь кресла.

– Любопытная конструкция.– Феликс встал на ноги, опустил рукав рубашки и принялся застегивать манжету. – Инквизицию напоминает.

– Ну что вы! – чересчур радостно и дружно засмеялись Петр с Павлом. – Какие могут быть аналогии!

– Самые прямые. Всё, могу идти?

– Да-да! Если что, звоните…

– …в любое время дня и ночи, – закончив на ходу фразу, Феликс снял пиджак со спинки кресла и вышел на лестницу.

Покинув особняк компании «Gnosis», Феликс обнаружил, что на улице уже темно, и посмотрел на циферблат наручных часов – восемь вечера. Перейдя через дорогу, он направился к своей машине, сел за руль и бросил пиджак на сидение рядом. Самочувствие было отменным, даже чересчур хорошим, отчего распирала какая-то веселая азартная злость – почти позабытое чувство, в прежние времена сопутствовавшее охоте на людей.