Саймон Грин - Разница в сутки

Это были три часа утра в старейшем баре мира и я убивал время, выпивая с мертвецом. Мёртвый Мальчик — старый друг, хотя ему только семнадцать лет. Ему было семнадцать уже приблизительно тридцать лет, с тех пор, как на него напали и убили из-за горстки мелочи в карманах. Он заключил сделку, чтобы вернуться из мёртвых и отомстить своим убийцам, но ему стоило прочитать текст мелким шрифтом. С тех пор он находился в ловушке в своём теле, разыскивая способ уйти. Он — удивительно хорошая компания, для человека со таким множеством неприятностей.

Я — Джон Тейлор, частный детектив. Я не занимаюсь разводами, не охочусь за Мальтийским Соколом и, совершенно определённо, не ангел. Любого вида. Однако я ношу белый плащ, как правило, прыгаю выше головы и лично занимаюсь моими клиентками намного чаще, чем оно того стоит. У меня есть дар нахождения людей и предметов.

Я только что завершил дело, которое плохо закончилось. Мужчина нанял меня, потому что его воображаемый друг пропал и он хотел, чтобы я узнал, почему. Видимо, воображаемый друг этого мужчины был его постоянным спутником с самого детства и никогда прежде не покидал его. Клиент долго плакался об этом, поэтому я подарил ему свой лучший профессиональный взгляд и самую успокаивающую улыбку, и пообещал, что не потрачу времени впустую при розыске его воображаемого друга. Это не так уж трудно, когда дела идут. Я нашёл воображаемого ублюдка в первом же месте, куда заглянул. У него был роман с женой клиента. Я собрал всех троих в одном гостиничном номере и оставил их, понимая, что отправлять счёт нет смысла.

На самом деле, это была целиком ошибка клиента. Слишком воображаемый, кроме тех случаев, когда он приходил к его жене.

И я сидел там, утешаясь большим стаканом полынного бренди, в то время, как Мёртвый Мальчик медленно прохаживался взад и вперёд, и выглядел, словно пытался закусить стаканом. Будучи полностью мёртвым, хотя и не ушедшим, Мёртвому Мальчику не обязательно есть или пить, но ему нравится притворяться. Это заставляет его чувствовать себя более реальным. И, поскольку его вкусовые рецепторы определённо повреждены, то ему, чтобы вставило, требуется больше, чем обычная крепкая выпивка. Мёртвый Мальчик знаком с ужасной старой жрицей Обеа [1] Обеа — представляет собой систему магии и религии, похожую на другие религии африканской диаспоры, такие как Пало, гаитянское Воду, Сантерия и Худу. , которая специально для него готовит таблетки и зелья, достаточно мощные, чтобы заставить труп плясать, а упыря заняться эксгибиционизмом. Один бог знает, что это могло сделать с живыми и я, разумеется, никогда не хотел узнать. В настоящий момент Мёртвый Мальчик пил кладбищенский пунш, приготовленный из компонентов с настоящих кладбищ. Я лишь надеялся, что там не было никого знакомого.

На сей раз финансовое положение Мёртвого Мальчика было получше, чем у меня, поэтому за выпивку платил он. Он только что получил новую работу — швейцаром Клуба Мёртвых, особого клуба для зомби, вампиров, мумий и всех других видов смертельно ограниченных. (Девиз клуба: Мы — Мёртвые .) Не думаю, что это надолго. Мёртвый Мальчик обладает всеми социальными навыками лемминга во время гона или канализационной крысы с кровавым геморроем. Но, поскольку он был при деньгах, я заказывал всё самое лучшее большими стаканами.

Старейший бар в мире в наше время называется „Странные Парни“. Вы найдёте здесь всё и вся — живых, мёртвых и тех, кто ещё не определился, вместе с богами и монстрами, пришельцами и оборотнями, и уймой вещей, которые не должны существовать, но, к сожалению, существуют. В углу сидела, сгорбившись, Тварь из Чёрной Лагуны [2] «Тварь из Чёрной Лагуны» — американский фильм ужасов 1954 года. Первая кинокартина из цикла про Gillman’a (жаброчеловека). , большая, зелёная, мшистая и воняющая морской водой, поглощая скверный виски, один за другим и скорбящая над тем, что ушло . Племя Гей-Варваров, высокие мускулистые парни в блестящей коже, с пирсингованными сосками и высокими головными уборами со страусиными перьями, зазывало всех посетителей поиграть в Твистер. Танцующий медведь подражал лучшим движениям Джона Траволты. В белой куртке он выглядел довольно глупо, но, учитывая его размеры, никто ему этого не говорил. И группа выглядящих весьма паршиво гномов продавала билеты на зрелище „Невероятной Спящей Женщины“. (Я видел её. Сорок лет кататонии были безжалостны, поэтому гномам больше не разрешали называть её „Невероятной Спящей Красавицей“.)

Одна из женских созданий Франкенштейна напевала сентиментальную песенку, супергероиня-трансвестит Мисс Фэйт внимательно изучала бульварную газету, интересуясь, упоминают ли её на этой неделе, а Гарри Фабулус нарезал круги, продавая химические приключения, копии формулы Хайда и кратковременные психозы по вполне разумным ценам.

Просто ещё одна ночь в „Странных Парнях“.

Но, хотя у старейшего бара в мире мало правил и ещё меньше норм, мы не выносим плачущих женщин. Поэтому, когда в бар ввалилась высокая стройная брюнетка в дорогом костюме, с умоляющими глазами, все притихли и отвели взгляды. Плачущие женщины всегда становятся для кого-то проблемой. Она остановилась посреди комнаты, пошатываясь и огляделась вокруг, и я быстро понял, что она рыдала скорее жаркими бурными слезами гнева и отчаяния, чем скорби. Слёзы сбегали по её щекам толчками, настолько сильными, что они сотрясали всё её тело. Что-то в ней подсказывало мне, что она не такая женщина, которая часто льёт слёзы. Она с трудом сдерживала их и глядела так сердито, как только позволяли её опухшие глаза и размазанная косметика. А потом она посмотрела в моём направлении, и моё сердце упало, когда она обратила внимание на меня. Она быстро протиснулась между переполненными столиками и прошагала прямо ко мне. Обычный бедлам бара возобновился, когда все отметили, что эта пуля пролетела мимо. Я мысленно вздохнул и неторопливо развернулся на барном стуле, чтобы вежливо кивнуть женщине, когда она резко остановилась передо мной и уставилась на меня тёмными безумными глазами.

Она была достаточно красива, на не очень требовательный взгляд, её длинное худое тело сжигала энергия расстроенных нервов. Её одежда была дорогой, хотя немного растрёпанной. Она сжимала белую кожаную сумочку на ремне так, словно просто не могла оставить её в покое и вся её позиция кричала о стрессе и напряжении. Её рот был сжат в тонкую тёмно-красную линию и она держалась очень натянуто, словно рассыпется, если утратит контроль хоть на миг. И всё же, за чистой яростью в её глазах, я видел ужасный, несфокусированный страх.