Евгения Дербоглав - Ребус [litres]

После заметки с комментарием Андры стояла выделенная жирным шрифтом приписка: «По нашей просьбе Дитр Парцес, также присутствовавший в качестве слушателя на процессе, согласился дать интервью и поделился своим мнением с корреспондентом «Точности» о том, как могли складываться отношения Равилы Крусты и Рофомма Ребуса в спорные годы. Дитр Парцес занимался делом Рофомма Ребуса в течение семи лет и стал тем героем, что избавил мир телесный от серийного и массового убийцы, бросив ему вызов и победив.

Читайте развёрнутую заметку в завтрашнем утреннем номере «Точности».

– Если бы они пореже выделяли меня как героя, быть может, я бы чаще давал им интервью, – недовольно пробормотал Дитр.

– Мне тоже тебя героем не считать? – смешливо спросила жена, складывая посуду в тележку для привратника. В подступившем сумраке она чуть было не промахнулась и почти уронила тарелку мимо тележки.

– Нет, тебе можно. Давай включим тебе свет.

– Спички там, – Виалла кивнула в левый угол у окна – то ли на угловой шкафчик, то ли на передвижной кофейный столик.

Виалла не заводила охранных котов или иных служебных животных, а, забеременев, так и вовсе перестала пользоваться газовым освещением, предпочитая свечи. Дитр без труда нашёл лампу со свечой, но спичек найти не мог. В голове пронеслась глупая мысль, что ему нужен свет, чтобы найти спички, и едва он успел назвать себя идиотом, свеча в лампе зажглась сама по себе.

– Нашёл? – спросила Виалла, которая стояла к нему спиной и занималась тележкой. – Спасибо.

Дитр помедлил с ответом долгую удивленную секунду.

– Нашёл, да.

Он сам не знал, зачем притащил с собой столько материалов по делу Ребуса, ведь они никак не относились к Равиле Крусте. Из открытой полицейской папки на него глядело с разных ракурсов то, что когда-то было человеческим лицом, а потом превратилось в сплошной шрам от ожога цвета сырого мяса. Шевелюры, бровей и ресниц у Ребуса не было, но глаза остались целыми и невредимыми – он до последнего момента сохранял острое зрение. По большей части в папке были работы полицейских иллюстраторов, имелись и две распечатанные светографии из морга – впрочем, на них было мало что понятно, гораздо точнее были рисунки. К светографиям из морга прилагался листок с отчётом патологоанатома о том, что тело Ребуса полностью обгоревшее, волосяной покров отсутствует. Вскрытие подтверждает, что Ребус умер от разрыва сердца, вызванного, по свидетельствам, всплеском всемирной силы шеф-следователя Дитра Парцеса. В остальном же внутренних повреждений нет, кроме состояния лёгких – Ребус явно курил, но давно бросил.

Дитр привык лицезреть обгоревшее чудовище, и светографии уже давно не вызывали в нём ужаса. Другое дело было, когда он встречался с Ребусом лицом к лицу. Ребус силой заставлял на него смотреть. Он мог это сделать без применения средств всемира, он не любил пытку с помощью железа или иных осязаемых и очевидных вещей.

«Не любил пытку, нет, – тряхнул головой Дитр. – Любил власть». Что странно, Ребус не наслаждался чужими страданиями. Он считал, что страдания необходимы, если человеческая сущность не желает ему подчиниться. Всё, что любил Ребус – это власть и, как выяснилось, внимание. Без Ралда Найцеса этого бы они не узнали.

Тогда, до отъезда в Гог, Дитр поручил Ралду разузнать – и тот разузнал. Ралд занимался несовершеннолетними преступниками, и шеф-следователь удивился, что в группу Дитр решил взять именно Найцеса.

В поезде Ралд чувствовал себя жутко важным, потому что посадили их в первый класс как группу, занимающуюся делом особой опасности. Шеф-следователь Легр Беркеэ и старший глашатай ехали в привилегированном вагоне. Ралд же расхаживал по купе коллег с интригующими речами о проделанной работе.

– А знаете, кто красавчик? Знаете, по кому двинутся душой все наши дамы?

– Дай угадаю, наверное, ты, – хмыкнула Эстра Вица, младший глашатай, которая Ралда терпеть не могла.

– Я, без сомнения, останусь самой недостижимой твоей мечтой, – сказал Ралд, – но сейчас речь не обо мне.

– В кои-то веки, – фыркнула Вица, и Дитр согласно ухмыльнулся.

– Наш шеф, – Ралд кивнул на Дитра, – попросил меня как эксперта в области преступности малолетних разобраться кое с чем, прежде чем нас отправят в Гог.

Тут Ралд даже не хвалился. Он и впрямь был на редкость успешным следователем по подростковым преступлениям – видимо, потому что сам был как ребенок в некотором роде.

– Удивительно, но доселе никто этим никогда не занимался, ограничились лишь парой запросов в диаспору…

– Ралд, – прервал его Дитр, – я очень рад, что ты отработал запрос, но давай оставим это до того момента, как прибудем в Гог.

– Да, давайте хоть сейчас не говорить о Ребусе, – поддержал его Локдор. – Поговорим о чем-нибудь другом.

– О кулинарии, например, – ухмыльнулась Эстра. – Как кто жарит мясо?

Полицейские загоготали. Глашатаи придерживались позиции, что над страхом надо смеяться, Дитр был с ними согласен. На следующий день после прибытия в Гог обещали инструктаж по реагированию, если террорист вдруг захочет к ним заявиться – а он захочет.

Тревожная поездка на поезде, который мог в любой момент столкнуть с рельс террорист, была бесконечной – не потому, что до Гога было ехать долго, и даже не потому, что терпеть Ралда в закрытом пространстве было тяжко. С ними ехала Виалла, и общалась она в основном с Коггелом на их языке Дитр старался не бросать на них мрачных взглядов, он вообще надеялся, что коллеги ничего не заметят. Но они заметили.

– Не беспокойся, шеф, – ухмыльнулась связистка, подергав его за рукав. – Гралейцы всегда сбиваются в стаи без всякого романтического подтекста.

– Я не беспокоюсь, – отрубил Дитр. – Я не понимаю, о чём они говорят.

– О том же, о чём все они говорят у нас в полиции – их ли родич горелый выродок или лишь прикидывается.

Какой национальности Ребус, никто в точности не знал. Имя и фамилия были гралейскими, на этом языке он говорил свободно – как, впрочем, и на шести других. Гралейская диаспора не признавала его за соплеменника, «Серебряный вестник» писал, что террорист наверняка действует под псевдонимом, который звучал как имя гралейца знатного происхождения.

На следующий день состав остановился на границе между Окружними землями столицы и Гога, а потом еще раз – в некогда богатом промышленном центре, где производили оружие. Теперь город выглядел гораздо более мрачным, и перрон был неухоженным. Несколько полицейских сошли с поезда; им предстояло присоединиться к местной рабочей группе по делу Ребуса.

– Почему ублюдок так не любит оружие? В восьми случаях из десяти он то сжигает очередного инженера, то взрывает пороховой цех, – говорил Ралд. – Если он так всемирно силен, то почему он боится какого-то огнестрела?