Джим Батчер - Архивы Дрездена: Летний Рыцарь. Лики смерти

Она удивленно выгнула бровь. Прекрасные глаза расширились, показав белки. Она медленно подняла руки и положила их на стол перед собой.

— Что вы себе позволяете? — хладнокровно спросила она.

— Проверяю одну теорию, — ответил я и, не спуская с нее ни взгляда, ни пистолета, выдвинул другой ящик. — Видите ли, в последнее время ко мне наведываются непрошеные гости. Поэтому мне поневоле приходится думать о том, каких неприятностей я еще могу ожидать. И мне кажется, я вас раскусил.

— Не понимаю, о чем вы говорите, мистер Дрезден, но я уверена…

— Помолчите.

Я порылся в ящике и нашел-таки то, что искал. Простой, чуть тронутый ржавчиной железный гвоздь. Я достал его из ящика и положил на стол.

— Что это? — почти шепотом спросила она.

— Лакмусовая бумажка, — улыбнулся я, легонько подтолкнул гвоздь пальцем, и тот покатился по столу — прямо к ее сияющим безукоризненным маникюром пальцам.

Она не шевелилась почти до самого последнего мгновения. Когда гвоздь готов был уже коснуться ее, она отпрянула и почти неуловимым движением оказалась в двух шагах от моего стола, опрокинув кресло. Гвоздь докатился до края стола и с негромким звоном упал на пол.

— Железо, — пояснил я. — Холодное железо. Феи его не любят.

Лицо ее совершенно лишилось выражения. Только что оно выражало надменность, превосходство и спокойную уверенность. И все это разом исчезло, оставив лишь холодные прекрасные черты, лишенные любых эмоций, придававших ему сходство с человеческим.

— Сделка с моей крестной действительна еще несколько месяцев, — сказал я. — Год и один день она обязалась не трогать меня. Таковы были условия. Если она попытается нарушить их, это сильно меня огорчит.

Несколько долгих секунд она смотрела на меня в этой мертвой тишине. Надо сказать, это здорово действовало на нервы: вид лица, столь прекрасного и одновременно столь чужого. Казалось, под этими чертами таится кто-то другой, не имеющий со мной ничего общего и даже не пытающийся понять меня. От одного вида этой лишенной выражения маски перехватывало судорогой горло, и мне стоило больших усилий сдерживать дрожь в сжимающих пистолет пальцах. Но потом она сделала нечто, от чего показалась еще более враждебной, более пугающей.

Она улыбнулась. Медленной улыбкой, жестокой, как зазубренный нож. Когда она заговорила, голос ее звучал так же красиво, как прежде. Но он сделался пустым, тихим, зловещим. Она заговорила, и мне невольно захотелось податься вперед, к ней, чтобы расслышать отчетливее.

— Ловко, — пробормотала она. — Да. Вовсе не плохо, если подумать. Именно то, что нужно.

Ледяная дрожь пробежала по моей спине.

— Я не хочу неприятностей, — сказал я. — Уходите, и мы оба сможем сделать вид, будто ничего не случилось.

— Но это случилось, — возразила она все тем же шепотом. От одних звуков ее голоса в комнате, казалось, сделалось холоднее. — Вы смогли разглядеть меня под маской. Значит, вы и правда годны. Как вам это удалось?

— Статическое электричество на дверной ручке, — ответил я. — Дверь была заперта. Вы не смогли бы открыть ее, значит вы просто прошли насквозь. И вы танцевали вокруг да около моих вопросов, вместо того чтобы отвечать на них прямо.

Продолжая улыбаться, она кивнула:

— Продолжайте.

— У вас нет сумочки. Редкая женщина выходит в костюме за три тысячи баксов, но без сумочки.

— Мм… — задумчиво протянула она. — Да. Вы замечательно справитесь, мистер Дрезден.

— Не знаю, о чем это вы, — сказал я. — Я больше не желаю иметь никаких дел с феями.

— Мне не нравится, когда меня так называют, мистер Дрезден.

— Переживете. Убирайтесь из моего офиса.

— Вам-то, мистер Дрезден, должно быть известно, что все наше племя, от мала до велика, не может говорить ничего, кроме правды.

— Это не уменьшило ваших способностей водить людей за нос.

Взгляд ее вспыхнул, и зрачки на глазах поменяли форму, сделавшись из круглых, человеческих, вертикальными, как у кошки. Она смотрела на меня не мигая.

— Тем не менее я уже сказала: я намерена рискнуть. И ставлю все на вас.

— Э-э-э… Что?

— Я предлагаю вам работу. Украдено нечто, в высшей мере ценное. Я хочу, чтобы вы это вернули.

— Дайте-ка разобраться, — сказал я. — Вы хотите, чтобы я вернул вам украденное добро?

— Не мне, — поправила она. — А законному владельцу. Я хочу, чтобы вы нашли вора, поймали его и тем самым освободили от подозрений меня.

— Делайте это сами, — предложил я.

— Увы, в этом деле я не могу действовать в одиночку, — промурлыкала она. — Именно по этой причине я выбрала вас в качестве своего эмиссара. Своего агента.

Я рассмеялся. Мой смех вызвал на этих ее безупречных бледных чертах нечто новое: гнев. Гнев, холодный, жуткий, вспыхнул в ее глазах, и смех сам собой застыл в моем горле.

— Сомневаюсь, — сказал я. — С вашим народом я никаких сделок больше не заключаю. Я даже не знаю, кто вы.

— Милый мальчик, — прошептала она, и в этом шепоте прозвучало нечто настораживающее. — Сделка уже заключена. Ты отдал свою жизнь, свою судьбу, свое будущее в обмен на силу.

— Угу. С моей крестной. Да и этот уговор оспаривается.

— Уже нет, — возразила она. — Даже в этом мире смертных практикуется передача долга из рук в руки. Перепродажа закладов, так?

У меня похолодело внутри.

— О чем это вы?

Она блеснула зубами — острыми, белоснежными. На улыбку это не походило.

— Ваш заклад, смертное вы мое дитя, продан. Я купила его. Вы мой. И вы будете помогать мне в этом деле.

Я положил пистолет на стол и снова полез в ящик стола. Я достал оттуда нож для вскрытия писем — стандартную такую штуковину с плоским лезвием и рубчатой рукоятью.

— Вы ошибаетесь, — произнес я с уверенностью, показавшейся убедительной даже мне самому. — Моя крестная никогда не пошла бы на это. А это значит, вы пытаетесь обмануть меня.

Она улыбнулась, не сводя с меня сияющих глаз:

— Раз так, позвольте мне убедить вас в том, что это истинная правда.

Моя левая ладонь с размаху хлопнула по столешнице. Как оглушенный, смотрел я на нож для бумаги, зажатый в моей правой руке на манер кинжала из фильма-ужастика. В совершеннейшей панике пытался я удержать руку в воздухе или хотя бы выронить из нее нож, однако руки мои шевелились сами по себе, словно принадлежали кому-то другому.

— Постойте! — крикнул я.

Она наблюдала за мной с холодным отстраненным интересом.

Я с силой ударил ножом в тыльную сторону собственной кисти. Мой стол из недорогих. Лезвие вонзилось в перепонку между большим и указательным пальцем и пригвоздило мою руку к столу. Боль обожгла руку, стоило крови брызнуть из раны. Я попытался справиться с ней, но охватившая меня паника мешала совладать с собой. Все, на что меня хватило, — это беспомощно всхлипнуть. Я сделал еще одну попытку выдернуть нож, но правая рука против моей воли только крутанула его в ране.