Джим Батчер - Архивы Дрездена: Гроза из преисподней. Луна светит безумцам. Могила в подарок [сборник litres]

– Ты бы дала мне хоть минуту разобраться, что к чему, – сказал я.

– Он не… ну, ты понимаешь… одержимый? Как в кино?

– Я ничего еще не знаю, Мёрф.

– Это не может быть что-то вроде заклятия?

– Мёрфи, да не знаю я!

– Черт подрал, Гарри, – рявкнула она. – Так выясняй, и быстрее, черт возьми! – Она стиснула кулаки. Ее всю трясло от сдерживаемой злости.

Я положил руку ей на плечо.

– Я обязательно выясню. Ты только дай мне побыть с ним немного. Наедине.

– Ну, Гарри, если ты только не поможешь ему… – У нее перехватило голос, и в глазах блеснули слезы. – Он ведь один из моих , черт подери…

– Спокойно, Мёрф, – сказал я как мог мягче и отворил ей дверь. – Ступай узнай, как там насчет кофе, ладно? А я пока соображу, что могу сделать.

Она посмотрела на меня, потом снова на Малона.

– Все нормально, Микки, – произнесла она. – Мы все здесь, чтобы помочь тебе. Ты не один.

Микки ответил ей своей безумной ухмылкой, потом облизнул губы и снова разразился хихиканьем. Мёрфи вздрогнула и, низко опустив голову, вышла из комнаты.

Я остался один на один с безумцем.

Я подвинул стул к кровати и сел. Микки посмотрел на меня выпученными глазами. Я порылся во внутреннем кармане плаща. Там у меня всегда лежит кусок мела на случай, если нужно очертить круг. Еще свеча и пара коробков спичек. Два-три старых рецепта. С магической точки зрения не так уж много материала для работы.

– Эй, Микки, – произнес я. – Ты меня слышишь?

В ответ Микки захихикал еще громче. Я внимательно следил за тем, чтобы не встречаться с ним взглядом. Блин-тарарам, в ту минуту мне, мягко говоря, очень не хотелось заглядывать Микки Малону в душу.

– Ладно, Микки, – продолжал я негромким, ровным голосом – таким говорят с домашними животными. – Я до тебя дотронусь, хорошо? Мне кажется, так я смогу определить, есть ли внутри у тебя что-то такое. Я не причиню тебе вреда, так что не бойся. – Говоря, я протянул руку и положил ее Микки на локоть.

Кожа его была на ощупь почти обжигающе горячей. Я ощутил следы какой-то энергии – не покалывающую ауру практикующего чародея, не глубокую, как океан, силу Майкловой веры, но все же что-то этакое там присутствовало. Какая-то ледяная, ползучая энергия обволакивала его невидимым коконом.

Какого черта?

Это не напоминало ни одно из известных мне заклятий. И это не был вселившийся в него дух – в этом я не сомневался. Такие вещи я наверняка ощутил бы при прикосновении.

Мгновение Микки смотрел на меня, потом голова его дернулась к моей руке. Я отшатнулся, и зубы его лязгнули в воздухе. Когда кто-то пытается укусить тебя, реагируешь быстрее, чем на удар. Укус примитивнее, ближе к природе. Жуть.

Микки снова начал хихикать, раскачивая кровать.

– Что ж, – вздохнул я. – Знаешь, мне обидно. Не будь ты моим другом, Микки… – На мгновение я зажмурился, собираясь с силами, потом сосредоточил всю свою волю в точке между бровями, чуть выше их. Я ощутил там сгустившееся напряжение, этакое давление, и когда я открыл глаза, я видел все по-другому. Я включил свое магическое Внутреннее Зрение.

Зрение – дар и проклятие разом. Оно позволяет вам видеть то, что вы обычно не видите. Пользуясь Зрением, я вижу самых эфемерных из духов. Я вижу энергию жизни, подобно крови бегущую по всему миру, между небом и землей, между водой и огнем. Заклятия представляются мне нитями оптоволоконного кабеля, а может, неоновой вязью почище Лас-Вегаса – это в зависимости от того, насколько они сильны. Порой так можно увидеть демона, разгуливающего по земле в человечьем обличье. Или ангела. Вы видите вещи такими, какие они есть на самом деле, в духе и во плоти.

С этим есть только одна проблема: все, что вы увидели, остается с вами. Вне зависимости от того, насколько это ужасно, насколько отталкивающе, насколько сводит с ума, – это остается с вами. Навсегда. Это остается в вашей памяти во всем богатстве красок, не выцветая и не стираясь, и со временем вы не свыкнетесь с этим. Ну, правда, кое-что из того, что вы видите, столь прекрасно, что вам и не хочется расставаться с этим.

Однако при моем роде занятий гораздо чаще видишь совсем другие вещи. Вроде Микки Малона.

Он был одет в семейные трусы и белую футболку, всю в пятнах крови, пота и дел похуже. Однако, направив на него свое Зрение, я увидел нечто другое.

Его терзали. Рвали на части. По всему телу зияли чудовищные раны. Что-то напало на него и зубами откусывало от него большие куски. Я видел фотографии людей, подвергшихся нападению акул. Именно так выглядел и Микки Малон. Этого не было заметно во плоти, но кто-то рвал его рассудок и, возможно, душу на мелкие кровавые ошметки. Он истекал кровью… нет, не кровью, но ее духовным аналогом.

И вокруг всего его тела, начиная с горла и до лодыжки, обвивался отрезок черной проволоки. Огромные острые шипы впивались в его плоть; оба конца словно вырастали из кожи.

В точности как у Агаты Хэгглторн.

Борясь с накатившей тошнотой, я в ужасе смотрел на него. Микки посмотрел на меня и, должно быть, почувствовал какое-то изменение, поскольку разом стих. Его улыбка не казалась мне больше безумной. Она превратилась в гримасу невыносимой боли, от которой сводит мышцы лица.

Губы его шевельнулись. Черт, да теперь все лицо его сделалось относительно осмысленным.

– О-ох, ох! – простонал он.

– Все в порядке, Микки, – сказал я, крепко сцепив руки вместе, чтобы они не дрожали. – Я здесь, с тобой.

– Больно, – выдохнул он едва слышным шепотом. – Больно, больно, больнобольнобольноболь… – Он повторял это, сколько у него хватало дыхания. Потом смолк и зажмурился. Слезы катились по его лицу, и он снова беспомощно захихикал.

Что я, черт подери, мог сделать с этим? Колючая проволока наверняка представляла собой какое-то особое заклятие, но с таким мне сталкиваться еще не доводилось. Большинство магических заклятий буквально пульсирует жизнью и светом, даже если их и используют с недобрыми целями. Магия вообще исходит из жизни, от энергии, заключенной в нашем мире, в людях, в их страстях и эмоциях. Так, во всяком случае, меня учили.

Однако эта колючая проволока была тусклой, матово-черной. Я протянул руку дотронуться до нее, и она почти обожгла мне кончики пальцев ледяным холодом.

«Боже мой, Микки», – подумал я.

Я и представить себе даже не мог, каково ему, должно быть, приходилось.

Самым разумным из всего, что я мог сделать, было бы вернуться домой. Я мог бы подрядить Боба изучить этот вопрос и придумать, как снять с Микки эту проволоку, не причиняя ему новой боли. Однако эта штука мучила его уже несколько часов – не факт, что он смог бы продержаться еще пару. Рассудок его и так подвергался чудовищной перегрузке, вынося эту духовную пытку. Еще несколько часов мучений – и он запросто мог бы оказаться в месте, откуда нет возврата.