Стивен Кинг - Позже [litres]

– Ты не можешь меня задушить, – выдохнул я, очень надеясь, что так и есть. Я еще мог дышать, но каждый вдох давался с трудом. Мне стало казаться, что я смотрю прямо внутрь Террьо. Может быть, это была галлюцинация, вызванная непрестанной вибрацией и ощущением, что мир сейчас разобьется, как винный бокал из тончайшего стекла, но я так не думал. Я смотрел прямо внутрь Террьо и видел не внутренности, а свет. Очень яркий и одновременно темный. Свет из какого-то потустороннего мира. Это было ужасно.

Сколько мы так простояли в обнимку? Может быть, пять часов. Может быть, лишь полторы минуты. Вы, наверное, скажете, что мы не могли простоять там пять часов, потому что за это время кто-нибудь из жильцов должен был пройти мимо, но я думаю… я почти знаю … что мы пребывали вне времени. Скажу только одно, в чем я уверен: двери лифта так и не закрылись, хотя обычно должны закрываться секунд через пять после того, как из кабины выйдут все пассажиры. Лифт отражался в дверном стекле за плечом Террьо и все это время стоял открытым.

Наконец тварь внутри Террьо проговорила:

– Отпусти меня, я уйду и больше никогда не вернусь.

Это было заманчивое предложение, как вы наверняка понимаете, и, может быть, я бы и согласился, если бы профессор Беркетт не подготовил меня к такому повороту событий.

«Он попытается договориться, – сказал профессор. – Не поддавайся на уговоры». И он подсказал мне, что делать, вероятно, решив, что бороться мне предстоит исключительно со своим собственным неврозом, или комплексом, или чем-то еще чисто психологическим.

– Мне этого мало, – сказал я, не разжимая рук.

Я проникал взглядом все глубже и глубже в Террьо и видел, что он и вправду был призраком. Возможно, все мертвые становятся призраками, просто я вижу их плотными. И чем более призрачным становился Террьо, тем ярче сиял темный свет – мертвый свет, мертвосвет. Я не знаю, что это было. Тогда я знал только одно: если уж я поймал этот свет, то теперь надо держать. Есть одна старая поговорка: Тот, кто схватил тигра за хвост, уже не может так просто его отпустить.

Тварь, поселившаяся в Террьо, была пострашнее любого тигра.

– Чего ты хочешь? – выдохнул он. На самом деле он не дышал. Если бы он дышал, как живой, я бы почувствовал его дыхание у себя на щеке или на шее, а я не чувствовал ничего. Но он все равно задыхался. Может быть, даже сильнее, чем я сам.

– Мне мало того, что ты перестанешь меня преследовать. – Я сделал глубокий вдох и сказал то, что велел сказать профессор Беркетт, если мне удастся завлечь своего врага в ритуал Чудь. И хотя мир вокруг содрогался и трещал по швам, хотя эта жуткая тварь вцепилась в меня мертвой хваткой, я произнес эти слова с удовольствием. С большим удовольствием. С ликованием воина . – Теперь я буду преследовать тебя .

– Нет! – Он стиснул меня еще крепче.

Меня буквально вдавило в Террьо, пусть даже теперь Террьо стал почти неосязаемой сверхъестественной голограммой.

– Да. – Профессор Беркетт велел мне сказать еще кое-что, если будет возможность. Позже я выяснил, что это было чуть измененное название одного известного рассказа о привидениях, так что все получилось очень даже в тему. – Я свистну – меня не заставишь ты ждать [11] Имеется в виду рассказ Монтегю Джеймса «Ты свистни – тебя не заставлю я ждать». .

– Нет! – Он снова задергался, пытаясь вырваться. Этот пульсирующий жуткий свет вызывал у меня тошноту, но я держался.

– Да. Я буду преследовать тебя, когда захочу и сколько захочу, а если ты не согласен, я буду держать тебя, пока ты не умрешь.

– Я не могу умереть! А ты можешь!

С этим нельзя было не согласиться, но в те мгновения я чувствовал себя сильным как никогда. К тому же Террьо бледнел и слабел, а он был зацепкой для этого жуткого мертвосвета в нашем мире.

Я ничего не сказал. Я сжимал Террьо в объятиях, а Террьо сжимал в объятиях меня. Так оно и продолжалось. Я замерз, мои руки и ноги постепенно утрачивали чувствительность, но я держался. И был полон решимости держаться вечно, если так будет нужно. Тварь, поселившаяся в Террьо, наводила на меня ужас, но сейчас она оказалась в ловушке. Разумеется, я и сам оказался в ловушке; такова была суть ритуала. Если бы я отпустил эту тварь, я бы ей проиграл.

Наконец тварь внутри Террьо сказала:

– Я принимаю твои условия.

Я ослабил хватку, но ненамного.

– Ты не врешь? – Вроде бы глупый вопрос, но на самом деле совсем не глупый.

– Я не могу врать. – Теперь ее голос звучал раздраженно и даже немного обиженно. – И ты это знаешь.

– Скажи еще раз. Скажи, что ты принимаешь мои условия.

– Я принимаю твои условия.

– Ты знаешь, что я способен тебя преследовать?

– Знаю. Но я тебя не боюсь.

Сказано смело, но я уже выяснил, что Террьо – или тварь, завладевшая Террьо, – может говорить что угодно, в том числе и неправду. Утверждение – все-таки не ответ на вопрос. И если кто-то говорит , что не боится, это наверняка значит, что он боится. Мне не пришлось дожидаться какого-то «позже», чтобы это понять. Я и в тринадцать лет все понимал.

– Ты меня боишься?

Террьо снова скривился, словно от боли. Или словно съел что-то кислое и противное. Возможно, такой и была на вкус правда для этого жалкого сукина сына.

– Да. Ты не такой, как другие. Ты видишь .

– Что «да»?

– Да, я тебя боюсь!

Отлично!

Я его отпустил.

– Уходи прочь отсюда, кем бы ты ни был. Возвращайся туда, откуда пришел. Но помни: если я позову, ты придешь.

Он развернулся, в последний раз продемонстрировав мне зияющую дыру в левой половине головы. Он схватился за дверную ручку. Его рука прошла сквозь нее и не прошла сквозь нее. И то и другое одновременно. Я понимаю, звучит безумно, но именно так и было. Я это видел. Ручка повернулась, и дверь открылась. В ту же секунду лампы под потолком взорвались и погасли, сверху посыпались осколки стекла. В холле висело около дюжины почтовых ящиков, у половины из них сами собой открылись дверцы. Террьо обернулся через окровавленное плечо, одарил меня напоследок убийственным взглядом и вышел на улицу, оставив дверь подъезда распахнутой настежь. Я видел, как он спустился с крыльца: не сбежал со ступенек, а как будто слетел. Парень, мчавшийся мимо на велосипеде, наверное, какой-то курьер, потерял равновесие, грохнулся вместе с велосипедом и громко выругался.

Я знал, что мертвые могут воздействовать на живых, для меня это не было неожиданностью. Я видел, как это бывает, правда, все прежние воздействия были слабыми и почти незаметными. Профессор Беркетт почувствовал, как жена поцеловала его в щеку. Лиз ощутила, как Риджис Томас дунул ей в лицо. Но то, что я только что наблюдал – взорвавшиеся светильники, повернувшаяся дверная ручка, распахнувшаяся дверь, упавший с велосипеда курьер, – выходило на совершенно другой уровень.