Селина Катрин - Зелье с непредвиденным эффектом [СИ]

Я почувствовала, как напряглись мышцы на спине Дариона. Он перестал меня обнимать и сделал пару шагов назад к плите, как будто беря тайм-аут, чтобы придумать ответ на мою речь. Я же почувствовала, как в дурном предчувствии холодеют пальцы и без того озябших рук. Блэкшир демонстративно помешивал овощи в сковородке, а я продолжала смотреть на него, ожидая ответа.

— Лоли, — обратился он ко мне, — зачем тебе знать, что произошло с Асмандиусом? Это был безумный маг, который держал тебя и других представителей разумных рас в сыром подвале, поочерёдно издеваясь над вами. Почему тебя интересует его судьба?

«Ну, положим, подвал был не таким уж и сырым, Асмандиус даже тепловар позаботился туда оставить, чтобы нам было комфортно, да и лично надо мной он не издевался. А если вспомнить то, что хотели сделать оборотни, то лазурянин вообще на их фоне смотрится очень даже благородно…», — пронеслось у меня вихрем в голове, но, разумеется, я не стала озвучивать свои мысли вслух. А вместо этого сказала:

— Кем бы ни был Асмандиус Редстафф, он в первую очередь был человеком, а во вторую — учёным-генетиком. Дар к Виеру Крувицки вернулся, но я подумала, что имеет смысл расспросить Асмандиуса про рецессивный ген у вампиров. Да и Дикса, как специалист по человеческим и нечеловеческим аурам, выражала своё желание изучить ауру Асмандиуса.

Всё, что я сказала Дариону, было абсолютной правдой. Я действительно думала о том, чтобы расспросить синеглазого лазурянина о том, почему вдруг ген проявился в сыне Виера и Хельги, можно ли на это как-то повлиять или же это случайность. Да и Дикса не раз упоминала, что ей безумно любопытно, как Асмандиус добился сращивания в одном теле магии сирены и дезертумца — представителей, по сути, противоположных миров. Но больше всего во всей этой истории мне хотелось найти правду. Я не верила в то, что Виер подкупил сотрудников маглиции и выкрал Редстаффа для личной мести, как не верила и в то, что он отпустил его на волю, о чём говорил Кадрий. Да и реакция Бенефиса на мой простой, в сущности, вопрос мне совершенно не понравилась. К тому же меня сильно напрягла оговорка «был» в ответе Дариона Блэкшира.

— Лоли, Асмандиус погиб. И, пожалуй, это лучшая судьба, которая его могла постигнуть. В противном случае его бы самого стали исследовать как диковинную зверушку, а затем отправили бы на плутониевые рудники, где бы он доживал остаток своей никчёмной жизни, — пожалуй, чуть резче, чем хотел, ответил Дарион.

— Ты убил его? — переспросила я тихо, и с каким-то мазохистским удовлетворением отметила, как кровь отхлынула от лица моего собеседника. Дарион плотно сжал желваки, но потом нехотя обронил:

— Да.

Было видно, как сильно ему не нравится вся эта беседа. В голове ураганом пронеслись слова Малефисента о том, что мой жених не безгрешен, вспомнились и слова Асмандиуса, что он ничем не хуже Бенефиса или Дариона. Я сглотнула ставшую вдруг вязкой слюну, есть больше не хотелось, а от дразнящих запахов аппетитного ужина меня вдруг резко затошнило.

— Почему? — задала я один единственный вопрос.

— Приказ короля, — после краткой заминки ответил сероглазый брюнет. Он отвечал мне честно, я видела это по его встревоженным графитово-серым глазам… Вот только его ответ меня не устроил.

— И многих ты убивал по приказу короля? — последовал очередной приглушённый вопрос с моей стороны.

Утренний озноб вновь вернулся и сейчас меня уже колотило крупной дрожью. Неужели вот эти ласковые и нежные руки, которые дарили мне столько удовольствия и заботы, способны свернуть кому-то шею или нанести смертельный удар? То ли внезапная болезнь на меня так подействовала, то ли беременность, но почувствовала, как к глазам подступили предательские слёзы, а в носу защипало. Я только сегодня узнала о своей беременности, а лимит слёз уже по-моему, счерпала на месяц вперёд.

Наступило тягучее молчание, и моё сердце как будто остановилось в ожидании ответа главы Службы Безопасности по Иномирным Делам. Я сама не знала, какие слова меня устроили бы. Десять? Двадцать? Сто? А может тысяча? Сколько убитых на руках человека, за которого я собралась замуж, меня устроит, а сколько будет «слишком много»? Как же низко пала я сама, раз торгуюсь с самой судьбой? Я не удержалась и всхлипнула.

— Лоли, пожалуйста, не спрашивай меня о моей работе! — Дарион крепко сжал левую руку в кулак и с силой ударил ей по столу. — Я бы многое хотел тебе объяснить, но не хочу тебя во всё это впутывать. Я обещаю, что тебя никогда не коснётся то, что не должно! Я буду оберегать тебя ото всего этого. Но если ты хочешь расстаться, то давай сделаем это сейчас. Однако предупреждаю: это станет полным разрывом каких-либо отношений между нами.

Лицо Дариона перекосил мученический оскал, а скулы заострились, меняя пропорции лба, носа и подбородка. Мне вдруг показалось, что я впервые увидела этого человека и совершенно его не знаю. Я прерывисто выдохнула и отвернулась, чтобы не смотреть на него. Слёзы текли по моим щёкам, а я прощалась со своими надеждами и планами на счастливый брак с мужчиной, к которому меня тянуло с самого первого дня нашего знакомства. В этот момент мне казалось, что мой мир рухнул.

Я старалась не думать о том, что не знаю, как теперь буду жить дальше. Дарион сказал совершенно ясно: «это станет полным разрывом отношений между нами», то есть я потеряю работу в СБИ, и мне будет не на что жить. А ещё я беременна и неизвестно от кого: от Дариона или от Бенефиса. В любом случае у обоих есть деньги и власть, вполне вероятно, что как только мой ребёнок родится, они употребят всё своё влияние, чтобы отобрать моего малыша.

Я обхватила себя за плечи обоими руками и разрыдалась ещё громче. Не знаю, как долго я стояла вот так, отвернувшись от Дариона и оплакивая свою несостоявшуюся семейную жизнь, как вдруг почувствовала его сильные руки на своей талии. Он вдруг резко прижался ко мне всем телом и глубоко задышал, вдыхая аромат моих волос. Я обернулась к нему, желая оттолкнуть, но испугалась той мрачной решимости, которая была написана на его лице. Дарион впился в меня поцелуем так жадно и страстно, что я просто побоялась сопротивляться его действиям. А затем он легко поднял меня на руки и понёс в спальню, по пути задев и снеся салатницу на кухонном столе, вазу с цветами в гостиной и вешалку с одеждой в прихожей. Ему было всё равно. Его поцелуи были горячими и мучительными, а движения, когда он раздевал меня, — порывистыми.

Но как только я оказалась обнажённой, Дарион вдруг резко изменился и вновь стал тем самым Дарионом, которого я знала. Его руки и губы нежно заскользили по моей коже, складывалось ощущение, что он хотел попробовать на вкус всю меня, так как не было кусочка моей кожи, не изведанного его губами. Он высушивал слёзы с моего лица и шептал, что никогда меня не бросит, только если я сама его не оттолкну.