Аргентина Танго - Холодный огонь

Саймон Уитби был изрядно ниже комиссара и явно не получил никакого удовольствия от встречи. Епископу исполнилось шестьдесят, и он относился к тем столпам общества, которые все еще считали полицейских чем–то вроде золотарей или поломоев. Поэтому, обнаружив одного из этих отбросов около своего кабинета, его преосвященство сердито раздулся и холодно осведомился:

— Что вы тут забыли? Милостыню раздают по пятницам.

Самый его тон подразумевал, что отброс устыдится и уползет в свою клоаку. Но Бреннона за всю жизнь никто не сравнил с нежным цветком, и чужая враждебность трогала его так же мало, как неурожай риса в Марандзане.

— Я повожу расследование убийства, жертвой которого стал один из служителей церкви. Подозреваю, что этой церкви, — комиссар обвел пальцем коридорчик.

— Ваши гнусные намеки…

— Намеки здесь не при чем. Сегодня утром мы нашли на озере труп одного из священников. В руке у него был крупный золотой крест, украшенный зелеными и красными камнями. Такой вряд ли найдется в обычной приходской церквушке. Как только художник закончит портрет, мы объявим этого человека в розыск… Не правда ли, лучше поделиться своими соображениями со мной и приватно, чем оповещать весь город о том, что священники воруют кресты и мрут нехорошей смертью?

Епископ утер платком покатый лоб. Бреннон был невысокого мнения об уме этого святоши, но все же аргументы его проняли. Уитби отпер дверь и резким жестом пригласил Натана войти.

— Отец Джозеф Тайн, — отрывисто сказал епископ. — Один из моих викариев. Он отвечает за сохранность церковной утвари. Из креста выпало несколько камней, и отец Тайн должен был отнести его к ювелиру. Насколько я понял, он договорился с ван Шпеером, что зайдет вечером, после закрытия его мастерской. Соблазн для мирян, сами понимаете.

Одновременно епископ перебирал бумаги в ящике секретера. Вытащив какую–то папку, он сунул ее комиссару.

— Прошу. В соборе хранится столько ценных предметов, что я тщательно проверяю всех, кто имеет к ним доступ. Отец Тайн трудился на благо веры в моем соборе больше восьми лет. Ни малейшего подозрения, ни единого проступка…

— Поэтому, когда сегодня он не явился к вам отчитаться о сохранности креста, вы не стали беспокоить полицию?

Уитби брюзгливо насупился.

— Полиция нынче лезет без мыла туда, куда раньше ее не пускали далее порога! Но, чтоб вы знали, отец Тайн — чистейший, кристально честный человек! У меня и мысли не возникло, что он сбился с пути, присвоил крест и пустился в загул… Где он, кстати?

— В морге, — отвечал Бреннон, изучая досье. Епископ нетерпеливо отмахнулся:

— Я имею в виду крест! Это ценнейшая реликвия, которой…

— Я и отвечаю, — комиссар бросил на святошу взгляд исподлобья. — Крест в морге. Вмерз, понимаете ли. Но как только мы сможем отделить его от усопшего — мы сразу его вернем.

— В… в… вмерз? Куда вмерз? Как?..

— В тело, — Бреннон захлопнул папку. — Мы будем держать вас в курсе дела.

— Но послушайте!..

— Кстати, где вы были вчера и когда последний раз видели преподобного Тайна?

Епископ задохнулся от негодования. Однако поскольку его гневную речь Бреннон слушал без всякого интереса, то волей–неволей его преосвященству пришлось вернуться к неприглядной реальности.

— Вчера я покинул собор около пяти часов вечера. Отец Тайн зашел ко мне незадолго до этого, уведомил о своем визите к ювелиру и ушел. Насколько я знаю, он собирался до шести провести время в соборе, а потом — идти к ван Шпееру. Они договорились о встрече в половине седьмого.

— Вы заметили что–нибудь странное? Необычное? Отец Тайн был взволнован, напуган, может, возбужден?

— Нет, — сухо отвечал епископ. — Не более, чем всегда. Он докладывается мне каждый вторник.

— Благодарю, ваше преосвященство, — Бреннон похлопал по ладони свернутой папкой. — Мы будем держать вас в курсе…

— Но крест!..

— В особенности о ходе разморозки. Доброго дня, сэр.

Как и обещал епископу, комиссар не стал сидеть сложа руки. Спустя сорок минут после своего возвращения в теплый уютный кабинет Бреннон принял отчет по нападению на студента, разобрался с несколькими заявлениями о грабеже с убийствами на Мидрейнской дороге и узнал, что до ван Шпеера отец Тайн не дошел и домой тоже не возвращался.

Иногда комиссар задумывался над тем, кто же пишет детективные романы и рассказы, и с чего все эти люди взяли, будто пострадавшие или родственники убитых бодро рапортуют при допросе, где были и что делали с точностью до минуты. Сестра отца Тайна вообще ничего не говорила, только беззвучно плакала в носовой платок. Это была худенькая, хрупкая дама лет пятидесяти, кроткая и тихая. Благодарно всхлипнув, когда Бреннон подал ей чашку чаю, она молча выслушала все, что он ей сказал, и замерла на стуле. Комиссар сел рядом и мягко спросил:

— Мисс, вы ждали вашего брата вчера?

Женщина замотала головой.

— Почему?

Она несколько раз судорожно вздохнула, и Бреннон придвинул к ней чашку.

— Он говорил перед уходом… — прошептала мисс Тайн и сделала несколько глоточков. — Что понесет крест в починку… Я… Я думала… Он иногда спал на кушетке в кабинете, если задерживался допоздна… Я и решила… — у нее вырвалось короткое рыдание. — Он только не послал сегодня за булочками! Я всегда пекла ему булочки, а он посылал за ними, а сегодня не послал!

«Вот свинья», — подумал Бреннон о епископе Уитби. Мисс Тайн зашлась в горьком плаче. Рукоположенному борову и в голову не пришло ни поискать отца Тайна, ни послать к его сестре служку.

— А я жду, жду… — шептала женщина. — Все жду и жду…

— Какой дорогой ваш брат обычно ходил из собора домой?

— Он брал кэб, — с трудом выговорила она. — Я и не знаю…

— Он заезжал куда–нибудь по дороге, покупал что–нибудь?

— Газеты, сэр, и любил печенье в лавке Брайтов…

Бреннон проводил мисс Тайн до выхода и усадил в кэб. Он сунул ей свою визитку, но едва ли женщина поняла, что ей дают. Комиссар проводил кэб долгим взглядом, размышляя о высокопоставленных чинах; но поскольку эти мысли никогда не были радостными, он их отбросил. Следовало как можно скорее установить личности прочих погибших, чтобы выяснить, в какой точке они все могли пересечься.

Консультант нашелся на заднем дворе. Бреннон поежился: даже он зимой не выходил без пальто, сюртука и шарфа, а Лонгсдейл был без этого всего и не морщился. Он изучал тела с лупой; пес обнюхивал ледяные глыбы.

— Я могу их растопить.

— Покойников? — обрадовался комиссар. — Но Кеннеди боится, что это повредит трупы.

— Я знаю, — Лонгсдейл постучал пальцем по глыбе. — Я взял пробы льда. Как только в моем доме оборудуют лабораторию, я проведу опыты и определю наиболее безопасный способ…