Борис Ярне - Синтез [litres самиздат]

– Томас в конец отморозился.

– Слушай, Карл, а ты не много на себя тянешь?

– Ты о чём, Дрозд?

– Я не понимаю, зачем тебе это всё. Нас двое, реально двое, несколько твоих наёмников и всё. Как мы всё решим? Это не наш размер. Я, к примеру, пробил одного из тех, что Роллан пасет, это Череп, «мокрушником» у Слона был, зверьё, его весь Центр боится. Зачем им Роллан? Роллан, отец её, бывший генерал «спецназа» МГБ, в президенты метит. Я отказываюсь понимать.

– А ты не паникуй, Дрозд. Сам знаешь, если что со мной случится, ты в накладе не останешься. А к твоим головорезам ещё вернемся. И привыкай к большому грузу. Ещё и наша Белоснежка голос подаст.

– Ты и ей не веришь?

– Я, Дрозд, никому не верю. Ладно, сейчас нам затормозить творческие изыскания нашего репортера нужно, пока он не слил явную сказку тем, кто об этом итак оповещён, и не подставил себя под косу. Рано ещё народу всю правду выплескивать. Согласен со мной, Дрозд?

– Мне по боку. Но чем меньше знаешь, тем крепче двери.

– Итак, архивы, архивы… У тебя всё записано?

– Обижаешь. Кстати, не в обиду, Карл, – начал Дрозд. – Тебя почти месяц не было.

– И что?

– Хоть сказал бы, что к чему?

– А тебе, Дрозд, поверь, от этого ни холодно, ни горячо не будет. Это мой факультатив, мой банк, откуда я беру на наши с тобой расходы.

– Мне бы такой банк.

– Тебе не подойдет, Дрозд. Ты птица вольная, это меня в любой момент могут в клетку, а после и голову с плеч, чтоб не чирикал в ненужном месте. Так-то. Опустим мои командировки. Мы же уже договаривались.

– Да милая твоя истосковалась вся, – улыбаясь, проговорил Дрозд.

– Ходила куда?

– Уверен, что да, я ж говорил, – ответил Дрозд. – Кто ж столько времени в четырех стенах просидит? Но, извини, не мог усидеть на всех стульях.

– Ладно, чёрт с ней.

– О, а вот и краля его, – показал пальцем Дрозд. – Иногда она его не дожидается, и первая к дому приходит. Вот звездность у пацана! Он и в газете на первом счету, и девки за ним бегают. Ещё какие!

– Не пожелал бы я тебе таких краль, – задумчиво проговорил Карл.

– Это почему же? – удивился Дрозд.

– Эту девочку зовут Лала, она внучка цыганки, а цыганка – тёща Леонардо Манчини по кличке Змей, которого тоже неплохо было бы навестить в скором времени. Дочь Змея это.

– Хорошие знакомые, – проворчал Дрозд.

Лала остановилась у подъезда и стала ждать.

– Дальше-то чего за ними следить? – спросил Дрозд. – На этой лирической ноте они, как правило, отправляются в парк. Шуры-муры и прочие амуры.

– Согласен. Давай, как выйдет, двинем отсюда. Мне бы ещё кое-куда успеть. Я сам. Ты на сегодня свободен.

– Ну, опять на самом интересном месте! – воскликнул Дрозд.

Перед подъездом остановился серый «минивэн» и загородил Лалу.

– Без первого поцелуя сегодня, – разочарованно проворчал Дрозд.

– А ну-ка, стой, – Карл напрягся.

«Минивэн» отъехал как раз в тот момент, когда из подъезда вышел Акира.

Лалы не было.

– За тачкой, живо! Я к мальчишке, – металлическим голосом скомандовал Карл.

Ещё задолго до того, как Глен Хайден, ныне уже подполковник и руководитель аналитического отдела Министерства Городской Безопасности, встретился с Карлом, причиной чего послужили вопросы последнего о связи Генерального прокурора с бывшим главой Департамента полиции, он по приказу своего шефа выяснил, откуда в прессу просочились легенды о королевской крови. Но шефу он не стал ничего докладывать. Фернандо Коста настолько увлекся президентской гонкой и всеми сопутствующими мероприятиями, что сказочную линию упустил из виду. Смена премьер-министра, членов правительства, возвышение Филиппа Роллана, и главное, укрепление позиций Диего Санчеса. Последнее и явилось одной из причин сокрытия Хайденом информации о королевской крови.

На первый взгляд красиво, но донельзя нелепо. Хайден получил погоны подполковника, утаил информацию о старте легенд, но до сих пор не знал, как его боссу удалось удержать Санчеса на плаву.

Итак! Хайден слышит от Коста, что посредством связи Диего Санчеса с Артуром Фридманом, планировалось скомпрометировать первого! Санчес связан с Князем, с криминальным миром, с наркотиками. Кто разрабатывал первоначальную схему, Хайден так и не выяснил. Но именно ему было поручено её исправить… Без основных входных данных. Вообще, без каких-либо данных. Исправить на основании чего? Бред! Скомпрометировать коммунистов посредством связи с криминалом? Да любого представителя власти или партии можно пустить по тем же рельсам. Однако Хайден, рискуя карьерой, а то и жизнью, лезет в этот лабиринт и через Змея, который каким-то необъяснимым образом оказался в этом лабиринте, организует аналогичный спектакль, уже непосредственно с участием самого Санчеса. И тут у Глена возник вопрос. Почему в первом случае присутствие Санчеса не предусматривалось?

Кто переиграл? Он? Вполне. Тот, кого он привлек? Змей? Легко. Тот каким-то случайным образом, о чём, возможно известно в Департаменте по борьбе с наркотиками, попал в этот замес. Почему? Случайно? У него не было выхода? Его прижали. Кто? Мы? Зачем? Повторить абсурд, обсуждать который Коста с Хайденом не стал? Вывод? Нет вывода.

«Идем дальше, – продолжал рассуждать Хайден. – Полиция. Ян Гашек активно ищет убийцу своего друга. Давал мне наводки, способные, по его мнению, помочь мне выйти на некую организацию, к которой принадлежит Карл, или которую Карл сам по своим причинам пытается вычислить. Да, именно так, помочь выйти ему. Помогло? Не знаю. Как в воду оба канули. И вот. Карл. Кто он? Его последний визит непонятен, хоть и носил чётко выраженную линию и последовательность вопросов. Зачем нам Змей? Зачем нам нужен был Змей?..»

Хайден сидел на своей любимой лавке в парке, расположенном недалеко от его ведомства. Что-то ему подсказывало, что разрешить все накопившиеся вопросы ему необходимо в самое ближайшее время. Но собрать все составляющие пазла в одиночку было невозможно…

«Диего Санчес на коне, и он всё также занимает второе место. Надежда на Филиппа Роллана. Сурен прокачал всех, кого надо. Сурен? Сможет ли он мне помочь в случае чего? Случай… Случай затянулся. Итоги следствия по делу о продаже крупнейшей партии героина: Санчес не имеет ни с криминалом, ни с наркотиками ничего общего. Голос на пленке был подделан – это подтвердили ведущие, в своей области, эксперты. Встреча на берегу сфальсифицирована. И наркотиков там не было, денег и подавно. Телевидение удивительная вещь, но человеческий мозг и человеческая вера – вещи просто волшебные. Сначала запустить одну нелепость, чтобы после отменить её нелепостью еще более сомнительной. И дело далеко не в одних деньгах. И каждый верит в то, во что ему верить удобней. К чёрту лирику. Вопрос в том, кто запустил такую «телегу»? Механически это был я, Змей, Термит, Чен участвовал, люди Санчеса повелись, и сам Санчес. Был ли Карл? Или он контролировал? Кто он? И что он контролировал? Но, сейчас не об этом. Коста не ответил, кто разработал первую схему, в ходе которой был убит Артур Фридман. Только лишь смерть Фридмана в ходе продажи героина могла скомпрометировать Санчеса? Чушь! Как Коста мог мне такое сказать? Но, зачем-то же сказал. А он не из тех, кто говорит просто так. А значит тут что-то не так. Отступлю. Следствие, ведущееся с целью выяснения того, кто мог скомпрометировать Санчеса таким громким образом, уже второй раз, поскольку о первом никто не знает, подходит к концу. И в нём по предварительным данным задействованы его соратники… Чушь, ещё одна чушь! Даже если это и прокатит, соорудить такую схему, не имея связи в органах… А вот тут мы подходим к самому интересному и сразу вспоминаем Карла. «Пуля в шее твоей дочери». Подсидев начальника аналитического отдела, который, насколько мне помнится, перевёлся по собственному желанию, я получил в досье весь букет: спровадил конкурента, получил деньги… но как директор МГБ не смог разглядеть змею? С этим-то он справится. И должность, скажет, подкинул мне, чтоб поближе держать и раскрыть заговор, зарождавшийся у него под носом. И ещё много чего. Проблема в том, что этого «много чего» ещё очень много. И гораздо проще будет поступить так, как предрекает Карл. Почему меня не покрывает холодным потом? Раз я уже ощутил порыв собственной свободы. Мне нужно действовать, пока первый ход может быть ещё за мной. А он может быть за мной? Может. Я бы не сидел тут на лавке и не рассуждал, шевеля губами, как старик».