Борис Ярне - Синтез [litres самиздат]

Гаспарян внимательно посмотрел на Максима, словно изучая его на предмет цели его визита. Тяжело вздохнув, он сказал:

– Зная специфику занятий упомянутого вами гражданина, у меня складывается, возможно, неверное впечатление… Уж не добить ли вы её пришли?

Максим не мог произнести ни слова.

– Вы знаете её имя? – спросил доктор.

– Жанна, – несмело произнес Максим.

– Её отец здесь. Второй день. Отойдемте. Я хочу знать, какое отношение вы к этому имеете?

– Я даже не знаю, о чём идет речь.

– Присядем. – Гаспарян ещё раз внимательно посмотрел в глаза Максима, вздохнул и продолжил: – Совершенно случайно один из полицейских, патрулирующих соответствующий район, район, который, как правило, не патрулируют, выронил в окошко стакан с колой. И тут он услышал слабый… это был не голос, он не смог объяснить, это был шелест: «Помогите». Я не знаю, как у неё это вышло, весь рот у неё был забит кровью и выбитыми зубами. Вы удачно попали, если так, можно сказать. Я её куратор. Мне всегда отдают тех, кого нужно… проводить… Не перебивайте. Я не могу понять, что за зверем должен быть человек… Не так выразился, что это за звери были… Её пустили на круг, и не раз, избили ногами, били по всем частям тела, в неё влили около литра джина. Что интересно, переломов, которые бы нельзя исправить, нет, лицо, а оно у неё прекрасно, можно восстановить, все гинекологические, все… – вы простите, не буду с вами обсуждать подробности, – это всё также поправимо. С нервами сложнее, но можно взяться. Одним словом, полгода-год и она будет той же Жанной Роллан. Но вот, в чём беда. Как вы думаете, почему отец её сидит уже третий день? Чтобы мы искусственно поддерживали её существование. Не потому, что она без сознания, или в коме, или, опять же… обойдемся без деталей… Как бы это сказать? У неё нет шансов. Я не могу этого объяснить. У нас состоялся консилиум. Ничего. Есть определенный срок, когда работает… Не буду я вам читать лекций… В нашем институте разработан прибор, поэтому нашу больницу и считают моргом, прибор, который контролирует жизнь всей системы организма. Если он показывает горизонтальную полоску, – буду с вами предельно прост, – система безжизненна, даже если она дернется в ту или иную сторону, не факт, что можно что-то сделать… Только кривая дает надежду на возможность выживания. У Роллан третий день прямая. Это конец, с этим нельзя ничего сделать, это ноль, это предел, это смерть. Я работаю тут довольно давно, но к этому привыкнуть не могу. Инсульт, инфаркт, рак, спид, и так далее… Это в конечном итоге превращается в прямую линию. Но, люди не хотят отключать прибор. Филипп Роллан, уважаемый человек… Третий день глаз не смыкает, боится, что она сама отключится или мы отключим. Я вам всё сказал. Прессе об этом говорить нельзя, в театре тоже. Что вы за человек такой? Я вам всё рассказываю. Вы молчите…

– Я друг, – только и сказал Максим. – Я… плохо понял то, о чём вы говорили… я… Вы сказали, что всё поправимо, но в то же время… нет шансов… как так?

– Всё, что мог сказать, я вам сказал, – проговорил Гаспарян.

– Могу я взглянуть на Жанну?

– Зрелище не для слабонервных. К тому же это запрещено.

– В рамках нашего общего знакомства.

– Пойдемте.

Максим шёл и чувствовал, как подкашиваются его колени. Он шёл, и ему становилось плохо. Гаспарян словно услышав его призыв, тут же выдал пакетик. Максим не успел его открыть, как его вырвало. Он старался глубоко дышать.

– Ещё пакет? – заботливо спросил Гаспарян

– Нет, спасибо.

Они дошли до палаты. Она была почти пуста. Только дежурная сиделка ждала чуда от приборов, да отец с потухшим взглядом. Максим взглянул на тело Жанны и не смог сдержать слез. Тело было накрыто простыней, из-под которой выходили разные трубочки, да провода. Лицо её было полностью забинтовано. Было понятно, что на всём теле не осталось живого места.

– Я вас помню, молодой человек, – сказал Филипп Роллан, протягивая Максиму руку. Максим пожал её и присел на корточки около Жанны.

– Молодой человек, здесь нельзя находиться, – заметила сиделка.

Максим не обратил внимания и прикоснулся к руке Жанны.

– Молодой человек, что вы делаете? – снова сказала сиделка.

– Ему можно, он друг. Скажите, молодой человек, кто такое мог сотворить? – спросил Филипп Роллан.

Слезы застелили глаза Максима.

– Я столько видел в жизни, но не понимаю, как… – у Филиппа Роллан не было слез, но его лицо дрожало.

Максим держал руку Жанны.

Максим не видел ничего перед собой, слезы застилали его глаза сплошной пеленой. Он продолжал держать руку Жанны. Филипп Роллан не унимался:

– Кто, кто, скажите, это сделал?

Максим сделал над собой усилие и поднялся, вытер слезы и медленно направился к выходу из палаты. Дойдя до двери, он развернулся и кинул в сторону Филиппа Роллана:

– Это сделал я…

Максим вышел, бросив последний взгляд на Жанну.

– Что, простите, сказал этот молодой человек? – обратился Филипп Роллан к сиделке, которая, не слушая его, указывала на монитор.

Прямая линия, та самая, что объясняет жизнеспособность всей системы человеческого организма, перестала быть таковой, а принялась извиваться, строя различные кривые.

Выходя в коридор, Максим услышал радостные возгласы. Он остановился, прислушался и, улыбаясь, пошёл дальше. Встретив Гаспаряна, он сказал ему, показывая на палату, где лежала Жанна:

– Вот, а вы говорили…

Как только Максим вышел из больницы он, не обращая внимания на Акиру, бросился к телефонному автомату.

– Алло! Маргариту Титову можно к телефону? Жду.

– Дорогая, ты ещё не выехала? Не уезжай, пожалуйста. Как? Я не знаю. Со мной всё хорошо, всё замечательно, но можно ты никуда сегодня не поедешь, и на бал мы не пойдем? Давай проведем весь вечер вдвоём. Я не могу объяснить. Я не хочу тебя отпускать. Не глупости. Хорошо. Двадцать минут. Дождись, пожалуйста. Пожалуйста, дождись!

– Акира, лови такси. Да, потом разберемся!

«Скорая помощь» уже стояла, готовая отправиться на дежурство, запуская внутрь медсестер и медбратьев, как к больнице подлетел автомобиль, из которого на ходу выпрыгнул Максим и кинулся к Рите, ещё не успевшей забраться внутрь.

– Риточка! – Максим принялся обнимать её на глазах у всего персонала.

– Да что случилось, милый? У меня три минуты, – удивлённо спрашивала Рита.

– Я тебя так люблю, ты даже ещё не знаешь, как я любил, когда говорил, но сейчас я до безумия тебя люблю!

– Не до того безумия, о котором ты говорил? – улыбаясь, спросила Рита.

– Нет, Да. Неважно сейчас. Не уезжай! – Максим держал её за плечи и всё норовил обнять и прижать к себе.

– Да что случилось, дорогой?

– Я хочу, чтобы мы всегда были вместе. Всегда! Всегда! Ни на минуту не расставаясь! Я тебя умоляю! – Максим упал на колени.