Михаил Кузнецов - Око волка [litres самиздат]

Сержант, что так долго изучал корочки, поднял взгляд и зарычал себе под нос. Офицер справа зарычал громче, подался к Эду. Джон медленно поднял руки и полуобернулся к ученику, взял того за ворот куртки, встряхнул.

– Эд, – прошипел он, – заткнись.

Тот замолчал, и офицеры перестали рычать. Правый лишь ухмыльнулся, и оба похожих офицера развернулись и пошли к джипу. Сержант еще повертел в руках удостоверения, передал их охотникам и поманил за собой.

Дождь перешел в ливень, и стучал по окнам джипа с убаюкивающим ритмом. Прижимаясь к правой двери на заднем сиденье, Эд немного успокоился, поняв, что пусть его и занесло черт знает куда и трясется он в тесной машине, набитой не пойми кем, но все идет по некому плану. Между ним и полицейским на заднем сиденье кое-как втиснулся Джон, и выглядел он и хмуро и умиротворенно одновременно. Вот именно это умиротворение и успокоило Эда. В машине, тем временем стояла непроницаемая тишина, и дробь ливня по крыше и окнам джипа звучала глуше, чем должна была. В ярком свете частых молний Эд видел, что улицы, по которым их везли на огромной скорости, абсолютно пусты. Оно и понятно – мало кому хочется ночью шататься под дождем, но кругом не было даже припаркованных машин, а окна длинных пятиэтажных домов мертво темнели. Они катили по неширокой, но зеленой улице, справа от которой тянулся за белой оградой парк. А слева все пролетали длинные серые дома.

И тут Эд понял, что если откинуть смрад, пропитавший салон джипа, и отстраниться от сырости и свежести дождя, то в той плотной завесе спокойствия, что он учуял не хватало важной части. Кажется, в Кирове не было чудовищ. Он совершенно не чуял запаха мертвечины, чего уже очень и очень давно не случалось. Ни вампиров, ни волков, ни чупакабр, запах которых он совсем недавно узнал, ни кого-то еще. Этот город был обитаем лишь чем-то на порядок старше, и сильнее. И страшнее. Сонливость, застой, спокойствие – все это незнакомо потусторонним, кого относил к клике монстров, тех, кто был слишком обычен и стандартен по меркам людей, в кого не обязательно верить, а только принимать или отрицать как факт. И тут Эда пробрала дрожь. Если в этом городе нет чудовищ, то кто же в нем есть, если запах смешивался так густо? Он покосился на прикрывшего глаза Джона, на патрульного, лицо которого все так же терялось во мраке кепки, на полицейских на передних сиденьях, и ничего не сказал.

Джип сбавил скорость и въехал во внутренние дворы домов, стал пробираться неведомыми для любых чужаков путями. Эта странная архитектура не поддавалась пониманию Эда, ни когда он бывал в Польше, ни на Кубе, ни в Аргентине, ни Франции. Но тут, в России «странность» просто не подходило как понятие. Огромные массивы похожих как две капли воды блоков, словно сотами усеянные рядами окон были отличны друг от друга абсолютно всем. Казалось, что вот, пожалуйста, два дома – пять подъездов, пять этажей, одинаковые лоджии. Но стоит углубиться в так называемый двор домов, как тут же понимаешь, что они не просто отличаются, а абсолютно противоположны. И вот сейчас они катили с черепашьей скоростью между двумя такими полностью похожими домами, и Эд вроде привык к небрежному и в тоже время упорядоченному смежному двору, как один из домов просто искривился и пошел под углом! И это казалось таким естественным, простым. Ровные длинные дома, дворы, дороги, лестницы просто ломались в какой-то момент и шли по своему строению дальше. Улицы могли пойти зигзагами, перетекать в другие улицы, потом вытекать из них, подобно рекам, при том не менять названий. Небольшие магазинчики и ларьки вырастали в местах, где даже столбов быть не должно. Но самое удивительно, что все это устроено с колоссальным размахом еще в те времена, когда такого понятия, как экономия пространства не существовало в принципе.

Джип остановился у одного из подъездов. Над дорожкой низко нависали кроны деревьев, фонари не горели. Весь дом был погружен во мрак, как внешний, так и внутренний. Сержант велел им не мокнуть под дождем и бежать без задержек в подъезд. Видите ли, не любит грязи, этот Он. Волки в три прыжка преодолели расстояние до козырька, и Джон сразу же вошел во мрак подъезда, но Эд задержался, оглянулся на джип. Небольшая нелепая машинка словно вымерла. Двигатель выключен, салон пуст. Лицо лизнул ветерок, а вместе с ним от мертвой машины донесся стон. Тихий, почти неслышный. Эд сглотнул и побежал за наставником.

Детективы поднимались по темной и холодной лестничной клетке, то и дело, спотыкаясь обо что-то валяющееся под ногами. В редком свете молний Эд видел копоть на потолке, расписанные граффити стены с облупившейся краской. Шаги эхом пролетали по всему подъезду, но ни один шорох не отвечал на них. Чем выше поднимались, тем гуще становился мрак, и если Эд на первом этаже хоть что-то видел своим волчьим зрением, то в начале подъема на площадку пятого этажа он мог различить контуры лишь в свете молний. Пятый этаж оказался последним, и ни Джон, ни Эд не сомневались, что именно тут и жил Он. Еще раз сверкнула молния. Вспышка отразилась на барельефе одинокой двери. Эд увидел… Словно кто-то снял завесу непроглядной тьмы, и он увидел двух обнимающих друг друга мужчин, по-братски склонивших на плечи головы, словно плача в своем примирении. У правого мужчины за спиной паслись стада овец, коров, лошадей. У левого – колыхались поля ржи, ячменя, пшеницы. И обоим им одинаково светило солнце. И в солнце виделся лик, могучий, смиряющий, словно Бог. Дверь сияла средь тьмы, но не светилась. Серебро барельефа четко рисовало цвета картины, и ничуть не позволяла увидеть что-то вокруг.

Джон осторожно подошел ближе, постучал три раза. Гулко прокатились удары колокола, потерявшись в глубине залов, что таились за дверью. Эд слышал их, представлял, куда она ведет. Безусловно, Слепота Катича была лишь тенью предстоящего величия Его.

Ответа на стук не последовало.

Эда пробрала неизвестно откуда навалившаяся дрожь. Кажется, что Джона тоже. От него так и несло мокрой шерстью. Или это вонял сам Эд, поди разбери. Наставник подался вперед и еще раз постучал три раза. И снова колокол ответил на его удары.

Молчание.

В наступившей тишине было слышно, как сглотнул Джон.

Он наклонился в третий раз, занес руку, ударил…

– Да хто тама ломиса?!

Эд даже не сразу понял, что глухой и скрипучий голос раздался из-за двери. Оба волка застыли.

– Ну, хто, я шпрашиваю, тама?! – опять раздался голос.

– Мы пришли к Нему, – ответил Джон.

– Хтооо?!

– Мы пришли к Нему! Мы Его гости!

Последовала пауза.

– Щахо ты там бормощешь … – раздалось из-за двери недовольное шамканье.

Забренчали цепочки, заскрежетали засовы, заклацали замки. Массивная украшенная серебряной картиной дверь с оглушающим скрипом раскрылась, явив скрюченную окутанную тьмой фигуру. Несколько мгновений ничего не происходило, потом фигура зашевелилась.