Мария Вой - Сиротки. Отцеубийцы

Она поклонилась (Рейнар заметил румянец, разлившийся по чистым щекам) и юркнула обратно на кухню.

– Как тебя зовут? – крикнул Рейнар ей вслед, не успев даже понять, зачем ему это знание.

– Морра, – отозвалась она и робко улыбнулась напоследок.

Воспоминания Рейнара стали быстрыми и рваными, словно он листал книгу, пытаясь найти определенную страницу, но все было не то. Шарка чувствовала, как сжимаются пальцы на ее локте. Собственные воспоминания Свортек приоткрывать не торопился. Шарка сгорала от стыда, будто подсматривала за Рейнаром в замочную скважину.

Вот Морра в курильне исполняет заказы, пока Рейнар сидит в углу, украдкой наблюдая за ней. Она знает, что он здесь, но не подает виду. Лишь иногда, если в зале на пару мгновений становится пусто, посылает ему улыбку.

Вот Морра разворачивает его подарок: расшитое серебром синее платье под цвет ее глаз. Сначала уверяет, что не достойна его, но потом принимает со слезами на глазах.

Вот рассказывает, как после смерти бабки ее выдали замуж за охотника, как он с ней плохо обращался и как она в конце концов сбежала. Взбесившийся Рейнар порывается сровнять деревню с землей. Она останавливает его поцелуем.

Вот она, нагая, в постели, с черными локонами, рассыпавшимися по белым простыням, ждет, пока он стащит с себя дублет. Вот покрывает его тело поцелуями, чуть покусывая живот, и спускается все ниже, к паху. Она просит Рейнара рычать громче, как грифон, еще громче, вот так…

Время от времени Морру пытались перебить другие образы. Так Шарка впервые в жизни увидела красивого, похожего на орла короля Бракадии Редриха, против которого теперь воевала. «Сыновья мои» – даже в гневе он только так обращался к Римрилу, Рейнару и Лотто, чем напомнил ей Хроуста.

Еще там была некая молодая дама с печальным лицом, при виде которой в Рейнаре поднималась капризная детская злость.

А еще там часто появлялся некто до боли знакомый. Шарка едва не выскользнула из воспоминания, когда наконец рассмотрела это веснушчатое лицо с ясными синими глазами. Дворянский наряд не дал ей узнать его с самого начала, но когда он появился в третий или четвертый раз, сомнений не осталось. Фубар, послушно поддакивавший Морре на каждую ее ложь. Фубар, который вывел ее к ратуше под дула ружей. Фубар с разбитым лицом, моливший рассказать, что теперь сделают с герцогом…

Наконец появился там и Свортек. Рейнар и Морра прогуливались в парке на границе с Нижним Городом: они частенько спускались туда, чтобы никто из высоких господ их не застукал. Вдруг из-за кустов выскочил в окружении пары разукрашенных шлюх кьенгар, чуть взъерошенный, но явно в хорошем расположении духа. Шарка даже не сразу узнала его: семь лет назад он еще не был так худ и бледен, как в «Хмельном Кабанчике». Вместо усталости в глазах Свортека горел хищный голод, как у волка, примеривающегося к стаду овец. Морра резво отскочила от Рейнара. Поравнявшись с герцогом и обменявшись поклонами, Свортек усмехнулся, рыскнув глазами в сторону девушки, чей силуэт уже почти растворился во мраке парка.

– Хороша, – заметил он. Шлюхи за его спиной, одетые в черную кожу, цепи и шипы, захихикали.

Рейнар нахмурился:

– Не совсем тебя понял, пан магистр.

– Не увлекайся, Рейн. Помни, у нас есть дела, – ответил Свортек уже без глумливой усмешки, подхватил шлюх и размашисто зашагал прочь.

Убедившись, что Свортек отошел далеко, Морра вернулась к Рейнару. К его неудовольствию, глаза ее сияли, как у девчонки, которую впервые взяли на ярмарку:

– Это он, это он? Кьенгар? Свортек?

– Ага.

– От него прямо исходит сила, – восторженно продолжала Морра, всматриваясь в черную спину. – Ты тоже ее чувствуешь?

– Я чувствую только вонь мадеммы и шлюх.

– Ах, Рейн, не будь таким занудой!

Но прекрасное настроение, с которым он вошел в парк, испарилось бесследно, как и само воспоминание. За этим последовали еще несколько счастливых ночей с Моррой – она звала его своим герцогом, затем своим королем. В эти моменты Рейнар ускорялся, не в силах больше сдерживать возбуждение, и одновременно сгорал от стыда.

А затем – свадьба. Рейнар, одетый в роскошный доспех, верхом на Такеше – еще смоляно-черном, молодом – вглядывается в толпу, пытаясь рассмотреть среди зевак любимое белое личико. Но на протяжении всего пути по Верхнему Хасгуту, пока цветы отскакивают от блестящего на солнце металла, пока уши разрываются от приветственных криков, Морры нигде не видно. Фубар, помогая ему спуститься с седла, шепчет: «Рейнар, ты здоров? Выглядишь паршиво, дружище», но тот раздраженно (наверное, в первый и последний раз) отталкивает Фубара, и ярость вскипает в нем.

В храме у алтаря уже стоит на месте жреца Редрих, и при виде Рейнара его крутые брови хмурятся в угрозе. Римрил и Лотто по правую руку встревоженно перешептываются, мать прячет лицо в ладонях, Свортек глумливо ухмыляется. Рейнар пытается взять себя в руки, но это удается ему только перед самым алтарем, когда Редрих приказывает поднять вуаль невесты. Широкое лицо Кришаны, обычно сведенное судорогой печали, расцветает, когда она смотрит на своего прекрасного мужа, наследника Митровиц с тех пор, как Римрил отказался от права наследования, чтобы стать паладином короля.

Никогда еще Рейнар не видел ее такой счастливой – и никогда, если не считать день смерти отца, не был так несчастен сам.

– Согласен ли ты, Рейнар, сын Хладра из рода герцогов Митровиц, взять в жены Кришану, дочь Иоханны и племянницу короля Бракадии Редриха Первого из рода панов Хасгута? – прогремел голос его величества.

И Рейнар ответил:

– Да.

Затем снова Морра, но уже совсем другая, холодная и чужая. Она больше не зовет его своим герцогом и уж тем более королем, не дает прикоснуться к себе и угрожает, что, если Рейнар сейчас же не покинет курильни, она донесет на него. Бедная Кришана, встречая со стороны мужа лишь холод, снова погружается в тоску, а это приводит в ярость Редриха. У него уже есть Зикмунд, единственный наследник престола, который не оправдал его надежд, – а все из-за того же недуга уныния, что преследует и позорит род панов Хасгута. А теперь Рейнар губит его единственную племянницу!

«Соберись!» – твердят ему все вокруг. Но он день за днем таскается в курильни, чтобы вымолить прощение Морры.

– Я не выбирал этого! – скулит он, стоя на коленях у ее ног. – Редрих не спрашивал о моих желаниях, он всегда все решал за меня. Я не люблю ее, ты же знаешь!

– Что мне твои слова…

– Скажи, что я могу сделать для тебя? Все, что угодно!

– Ну, кое-что ты сделать уже не смог.