Анна Сешт - Зов Дикой Охоты

Она устроилась на большом корне у воды и принялась плести корзину. Менестрель расседлал коня и, сев на траву, начал настраивать лютню. Для этой ночи подходила именно лютня.

– Расскажи мне вести, прежде чем споёшь для нас, Тиллард, – попросила старушка.

– Ты ведь слышала о новой королеве, госпожа Морна?

Она чуть улыбнулась.

– Ветер и лунный свет доносят в лес интересные истории. Но я хочу знать, о чём говорят люди.

– Народ принял её с ликованием. Дыхание волшебства Валлы подобно свежему морскому бризу. Я не помню, когда их глаза горели так, как сегодня.

– Это хорошо, что они не забыли, – одобрительно кивнула Морна. – Показали ли ей уже искусные творения мастеров из особого кемранского сплава, который в прочих землях ещё зовут ядовитой сталью?

Менестрель чуть вздрогнул и покачал головой.

– Нет, госпожа.

– Ну а что старик Сотар – запечатал её Силу?

– Запечатал, – вздохнул Тиллард. – Но никто, кроме меня, похоже, не заметил неладное.

– Иного я и не ожидала. Ах, бедняга Сотар, совсем скоро спятит от своих страхов. – Она грустно усмехнулась.

– Но то, что сделал Сотар, поправимо, госпожа. Гораздо сильнее то, что сделал кто-то другой, уже давно. И это я не знаю, как исправить.

Морна нахмурилась.

– Мне нужно увидеть её, чтобы помочь ей. Но это я смогу сделать, только когда она сама поймёт необходимость. Тогда ты приведёшь её ко мне.

– Да, госпожа.

– Будь осторожен, Тиллард. Жрецы Отца могут не видеть твоё волшебство ярко, но остерегайся их пристального внимания. Лучше бы тебе не появляться в городе некоторое время.

– Я не могу оставить её одну там. Она задохнётся в кемранской клетке. А разочарование, которое постигнет её скоро, больно ранит её, – возразил менестрель. – И тогда она спросит меня, и мне придётся спеть ей ответ. Почему ты не поможешь ей сейчас, госпожа?

– Я не могу вмешаться раньше времени, прежде чем будет озвучено желание.

– Но она ведь даже не знает, чего именно должна пожелать!

– Придёт время – узнает.

Тиллард опустился перед ней на одно колено.

– Если я смею просить тебя вмешаться…

– Не мучай меня просьбами, которые я всё равно не могу исполнить раньше положенного срока, – мягко прервала его Морна и покачала головой. – Час нужды уже близок, и в положенное время она избавится от своих оков. Ты напомнишь ей, а я исполню её желание… И твоё.

Менестрель нехотя склонил голову, вынужденный подчиниться ей. Морна протянула руку и ласково погладила его по волосам.

– Не печалься, мой друг. Как ни больно тебе знать, как ни мучительно не иметь возможности помочь так, как хочется, помни, что Мать искусно ткёт нити ночи и Её мягкий сумрак исцеляет раны.

– Я… помню это, госпожа. Я боюсь только, что могу не успеть остановить клинок Вальтена, даже если положу на это свою жизнь.

– Не зови беду раньше времени. Ты недооцениваешь свою королеву, Тиллард, – мягко улыбнулась Морна. – Она может привлечь неожиданного союзника. – Её улыбка стала лукавой. – Споёшь мне о ней? Уверена, ты уже сложил песню.

Менестрель смутился, но потом всё же устроился удобнее на соседнем корне и заиграл. Лес вслушивался в музыку древней магии, из которой Тиллард умело ткал мелодии, и жадно пил искры звуков. Другим своим голосом, не знакомым большинству людей, менестрель пел о прекрасной леди с волосами цвета рассветных сумерек и лесными омутами глаз, о том, как ночь ткала для неё звёздные крылья и открывались ей Дороги, доступные так немногим. Он пел о той особой магии, заключённой в каждой струнке её существа, о которой сама она знала и помнила ничтожно мало, пленённая среди людей и до конца так и не принятая ими. Он пел о печали её пути среди тех, чьё понимание она мечтала завоевать, и о тоске тех, кто любил её, но не мог достигнуть. И сколько чудес предстояло ей принести с собой, если б только удалось распутать её ночные крылья, разбить оковы, сковавшие её волшебство!

У этой баллады был привкус Дорог, по которым тосковала королева. Морна слушала и чуть улыбалась своим мыслям. Лес замер, боясь нарушить волшебство музыки даже малейшим шелестом.

И кто-то ещё вслушивался в песню из теней у са2мой Вуали Матери. В какой-то миг Тилларду показалось, что на границах своей музыки он услышал вдруг эхо призрачного перестука копыт и звенящего многоголосого воя.

Первые лучи Небесного Огня проливались в покои через приоткрытые занавеси. Рассветное золото исподволь омывало брачное ложе, ставшее гробницей прежних мечтаний.

Риана лежала в объятиях спящего короля, едва дыша. Ей казалось, что, сделай она вдох чуть глубже, это растревожит открытую рану в груди, боль в которой и без того была невыносима.

Вальтен подарил ей и нежность, и огонь, но не для неё горела искра Отца в нём. Как было жить с тем, что в каждом её жесте, в каждом взгляде он искал другую? Как было жить теперь с его разочарованием, вплетённым в уважение, в котором не было места настоящей любви? Он не мог простить ей, что она оказалась не той , и никогда не смог бы простить…

А как было жить с разочарованием собственным? Ведь не его касания она знала , и её душа не могла переплестись с его. Она посмела мечтать, что найдёт свою судьбу в том, кого назвала лордом своего сердца, но это… был не он… И подобно тому, как Вальтену не дано было стать тем, другим , ей не дано было стать той, которую он так ждал, которую тоже, должно быть, встретил в ночь накануне Праздника Отцова Огня.

Теперь Риана поняла, почему большинство сказок заканчивалось свадьбой, и почти никто не писал о том, что же было дальше. Но были ещё земля Кемрана и надежда людей, которую она должна была исполнить, и были сны-путешествия, которые могли хоть немного унять боль её сердца.

Вальтен пошевелился, выдохнул имя, которое она не сумела различить, и проснулся. Встретившись глазами с Рианой, он отвёл взгляд. Его лицо снова было непроницаемой суровой кемранской маской, и только где-то в глубине пульсировал надлом, который девушка не знала теперь, как исцелить.

«Тайны ночи пусть остаются с нею, пока она сама не решит нашептать их тебе…»

– Кем она была? – тихо спросила королева. – По кому тоскует твоё сердце и кем мне никогда не стать?

Вальтен нежно погладил её по волосам.

– Всё, что я могу подарить тебе, будет твоим, моя леди. Только сердце моё не трогай – от него почти ничего не осталось.

Когда король покинул их покои, Риана вышла на балкон и посмотрела на раскинувшийся внизу город, на седое море, тянущееся до самого горизонта, на древний лес, подступавший к самым стенам замка. В небе звенел серебряный клич соколов. Ветер ударил ей в лицо, приветствуя утром новой жизни и высекая слёзы из глаз. Она плакала беззвучно и горько, распрощавшись с мечтой, и не знала ещё, что за страшное открытие готовила ночь и все последующие за ней.