Дари Райт - Макария

Мне не давал покоя отец парня. Уж очень наигранно было горе у него на лице. Я всё понял наверняка, когда увидел в окно своего кабинета его лицо после допроса. Оно выражало безразличие. Даже не безразличие, скорее, раздражение. Будто его разбудили в субботу в пять утра звонком в дверь, чтобы прорекламировать новый пылесос.

Но доказать я бы ничего не смог. Его жена утверждала, что в тот вечер у них ужинал брат Мориса. После того как его брат ушёл, они с мужем недолго смотрели телевизор, затем прочитали молитвы и легли спать. Также это подтвердил брат Мориса и его соседи, которые видели, как он вышел из их дома.

Отец парня был очень набожным священнослужителем, поэтому не захотел видеться и разговаривать с сыном. И только мать парня один раз навестила его. Она всё время плакала. Мне не понравилось, что в её взгляде было написано, будто она винит во всём себя. Я слышал, как она просила у него прощение.

На суде никто из его родных не присутствовал. Он смиренно выслушал приговор, ни разу не посмотрев на присутствующих в зале суда.

После этого всё и началось. Я стал замечать рядом с собой явные признаки присутствия Мориса. Я стал нервным и подозрительным. И как назло, мне никто не поверил. Мне пришлось идти к Мистеру Брайтону, а после делать вид, что я пью эти дурацкие таблетки.

Чувствуя себя не совсем полноценным, принимая таблетки, которые мне выписал психотерапевт, я решил забросить это дело сразу же, как только закончилась первая упаковка. Мари я ничего не сказал, так как был уверен, что со мной всё в полном порядке. Я был убеждён, что не сын Мориса убил ту женщину.

– У меня противозачаточные закончились. Я собиралась ехать утром. Мне нужно принять их в обед, – ответила Мари на мой вопрос, выводя меня из моей задумчивости.

Она не смотрела на меня. Мари спустила ноги с перекладины моего стула и развернулась к столу.

Я начал уже забывать, что она категорически не хочет больше детей. Несколько раз я пробовал разговаривать с ней об этом, но это заканчивалось скандалом. Мало того что я так и не находил объяснений её упрямству, так ещё и оставался виноватым. Мне хватило пару раз таких скандалов, и я больше не лез к ней по этому поводу. К тому же это было вовсе не принципиально для меня. Я был благодарен ей за то, что у меня уже есть любимая дочь.

– Во сколько ты завтра домой? Нам с Софи ждать тебя на ужин? – спросила она после продолжительного молчания.

– Мне, наверное, придётся опять завтра задержаться.

Мари ничего не ответила. Она и не ждала от меня утвердительного ответа. Мари продолжала пить чай с невозмутимым видом. Иногда это меня даже беспокоило. Она уже давно делала вид, что ей всё равно.

– Помнишь, я рассказывал тебе про Акифа, которого обвиняют в убийстве жены и сына. Так вот, недавно я узнал, что его жена говорила ему, когда ещё была жива, что видела друга своего брата в городе. Но Акиф не поверил, что тот прилетел так далеко из Иордании только для того, чтобы отомстить им за честь семьи своего друга, – сказал я, решив нарушить гнетущую тишину, которая, по всей видимости, смущала только меня.

– Ты думаешь, её брат действительно отправил сюда своего друга, для того чтобы убить свою сестру?

– Вполне возможно.

– И всего лишь из-за того, что та оказалась не девственницей и сбежала с возлюбленным? – с насмешливым возмущением спросила она.

– Не просто не девственницей. В тот момент, когда родные собрались выдать её замуж, она была уже беременной. Когда она решилась рассказать об этом Акифу, то была уже на втором месяце беременности.

– А я-то думала, что эти средневековые законы со своими убийствами во имя чести уже давно забыты.

– Ну, знаешь, сразу отменить все средневековые законы шариата невозможно.

Мари смотрела вглубь своей кружки чая и молчала. Её глаза не выражали ничего. Только хладнокровное спокойствие. Мне захотелось больше рассказать ей о том, что я узнал за этот месяц поисков. Я многое выяснил о жизни и культуре этих людей, и мне захотелось поделиться этим с ней.

– В некоторых местах ещё сохранился обычай, согласно которому родственники жениха могут перебить всю семью невесты, если та оказалась не девственницей. И суд даст убийцам только условное наказание, так как бесчестье невесты считается смягчающим вину обстоятельством для такого тяжкого преступления.

Мари приподняла бровь и посмотрела на меня, но всё же ничего не сказала. Она внимательно слушала.

– Я недавно вычитал, что в некоторых местах жестоко забивают камнями потерявших раньше замужества девственность невест или изменивших мужьям женщин. Их закапывают так, чтобы они не могли двигаться. Ну а дальше сама можешь догадаться, что происходит.

– Это бесчеловечно. Но так поступить может только человек, – нахмурившись, ответила она.

И она была права. К сожалению, такие бесчеловечные поступки и определяют нас как людей. Только люди могут убивать из-за веры, предательства, денег и зависти.

– В любом случае я не верю, что человек, настолько любящий свою жену и ребёнка, может их убить. Я просто хочу помочь ему. Мне необходимо будет опять задержаться на работе.

Мари наконец-то улыбнулась и сказала: «Я знаю».

На следующее утро она уехала раньше меня. Пока я завтракал, обдумывая, что в первую очередь мне необходимо сделать сегодня, спустилась Софи. Она опять нацепила на себя эти бесформенные тряпки. Она их называет модными. Ей уже четырнадцать лет. В её возрасте девочки уже задумываются о том, как бы выглядеть привлекательнее для мальчиков. Пытаются быть более женственными. Она же мне говорит, что я ничего не понимаю в современной одежде. Видимо, я действительно немодный, раз уж не понимаю, почему девочке в наше время непременно нужно выглядеть как мальчик.

У моей дочери были чёрные волосы, как и у меня. Стрижку она постоянно делала одну и ту же. Спереди прямые пряди до плеч, а сзади они были чуть короче. Вроде она называла это «боб». Когда она в первый раз сказала мне название стрижки, то я подумал, что это было имя её парикмахера. Я понял, в чём суть, лишь через месяц, когда она собралась снова стричься. Тогда я спросил у дочери: «Ты опять идёшь к Бобу?»

С собой она постоянно таскала очки с большими круглыми линзами. Там были обычные стёкла, так как зрение у неё было отличное. В противном случае Мари бы не разрешила их носить ей. Вот для чего ей они?! В детстве мы издевались над теми, кто носил очки. Мы все называли таких детей очкариками, четырёхглазыми, ботаниками и тому подобное. А сейчас же детишки целенаправленно делают из себя фриков. Они намеренно надевают на себя всё самое нелепое, а ещё и гордятся этим. Странное поколение.

Она постоянно носила уродливые ботинки, смахивающие на армейские. Только в совсем жаркие дни надевала безобразные кроссовки с толстой подошвой. В них её ноги выглядели на три размера больше. Она походила на диснеевского персонажа, у которого тонюсенькие ножки и огромные ботинки.