Вячеслав Хватов - Упомянутый господин

Как только меня посадили, я решил, что очень важно что-то праздновать и отмечать. Чтобы дни не сливались в рутину. Решил отмечать воскресенья. Превращал я их в праздник очень просто. Дело в том, что я очень люблю хлеб. Очень. Если б до конца жизни надо было есть одну еду, я бы выбрал хлеб. Плюс хлеб очень важен в тюрьме, без него не наешься.

Так вот, я всю неделю хлеб не трогал, а в воскресенье утром брал буханку, намазывал на кусок хлеба масло, если было, заваривал кофе и имел такой божественный праздничный завтрак, какого и на воле никогда не бывает.

Догадываетесь, к чему клоню?

Двадцать три дня голодовки и еще двадцать три дня очень строгого, консервативного выхода из нее. Ничего не нарушал. Сам себя удивил силой воли. Видимо, вера в свою правоту помогала.

Поэтому, когда я начал из голодовки выходить, я точно знал, что буду делать утром первого же воскресенья. И в ежедневник себе сразу написал: «Очень хороший день. Хлеб, масло, кофе. Первый раз за сорок шесть дней».

План чуть было не сорвался. Хлеб и масло там давали по утрам, но кофе у меня не было. К счастью, ко мне в камеру “заехал” сосед с банкой растворимого.

И вот этот день настал. Обычно в такие моменты чувствуешь легкое разочарование. Реальность немножко скучнее, чем то, что ты долго ждал.

Но не в моем случае. Погода отличная. Я открыл окно – и хрен с ним, что там решетка, заварил кофе, намазал маслом кусок белого хлеба. Сел на нары. Откусил и отпил из кружки.

Говорю вам: если бы существовал прибор, замеряющий счастье, то никакой олигарх, завтракающий на яхте, ни один посетитель мишленовского ресторана не испытал и одной десятой того полного счастья, что было у меня.»

Детектив вышел из метро и, засмотревшись на два столкнувшихся дрона-доставщика, едва не налетел на третий. Время обеда. Один из виновников ДТП лежал на боку, сообщая всем надписью на боку опрокинутой коробки: – «Кухни на районе. Приготовим и доставим за полчаса».

Да, остынут теперь котлетки-то.

Второй трехколесный дрон не упал, но буксовал, зацепившись передней осью за опрокинутый. Немов сжалился над клиентами, ожидавшими борща, расцепил доставщиков и зашагал к метке по навигатору.

Старый четырехэтажный дом из красного кирпича, в котором располагался этот чертов «альянс учителей», затерялся среди таких же в узком московском переулке.

Мероприятие с громким названием «конгресс» должно было проходить в актовом зале на тридцать мест, который неизвестно как уместился в этом древнем особняке в самом центре Москвы.

– Добро пожаловать на конференцию, – возникло в линзе, – Если вы участник, скажите «участник» или нажмите «один». Если вы журналист, скажите «пресса» или нажмите «два»…

– Qwerty?

– Тут я. Посмотри на камеру. Вон она левее стенда.

Детектив задержал взгляд на объективе, чтобы Qwerty подключился и проник в местную систему, а потом окинул взглядом холл.

Да уж. Бедненько. Это не фойе «мега-холла» на корпоративной конференции «газтрона», где Немову довелось побывать лет пять тому назад по служебным делам. Там и стенды были не просто щиты с фото на стенах, как здесь, а сконструированные в дополненной реальности, завязанной на персональные инфо-дроны, повсюду летающие за тобой.

– Ты пока авторизуйся, – вернул его голос Qwerty, прозвучавший в пленочном наушнике, – а я покопаюсь в досье местных персонажей. Есть кое-что интересное.

Немов активировал примитивный эмулятор личности, состоящий из набора: QR-кода, сетчатки глаза, черт лица и отпечатка пальца. Такую систему идентификации научилась обманывать даже школота, регистрирующаяся в соц.сетях. Достаточно просмотреть минутный рекламный ролик в даркнете и качнуть бесплатный эмулятор. В таких местах как этот «альянс учителей» подобные системы авторизации ставили «для галочки». Чтобы было что предъявить социальному инспектору. Поэтому такое и прокатывало.

Вот посмотри, – в пределах бокового зрения замигал значок входящего сообщения от Qwerty. Детектив открыл файл

Трендафилов Демьян Валерьевич. Тридцать семь лет. Заместитель председателя московского отделения «альянса учителей». Интересная личность. По профессии историк. В молодости был активистом национал-сталинистского движения, потом работал в структурах партии власти, но вылетел за связи со своими бывшими соратниками. Лет семь жил отшельником в селе на Урале и преподавал историю в сельской школе, потом вернулся в Москву и активно включился в протестное движение. Вступил в этот профсоюз и начал продвигаться вверх. Холост. Детей нет. По характеру эмоционален, склонен к истерикам, трусоват. Дополнительные черты характера: тщеславие, развитая эмпатия и восприимчивость к лести, словоохотливость. Любит роковых женщин. Склонен к подчинению ими. Вспыльчив, но быстро отходит. Мечтательность, грандиозные планы, депрессия после их провалов. Упорство в отстаивании своих принципов и одновременно быстрая их трансформация. Часто в переписке с ключевыми персонажами из оппозиции. В «альянсе» курирует сектор по работе со студентами – будущими учителями. Сейчас среди докладчиков на конференции. Тема доклада – «Активация гражданского самосознания в условиях ограниченных коммуникаций». Ну то есть, что делать в глубинке активному члену профсоюза, когда рядом нет соратников, зато у местных «органов» ты на виду.

– Да. Действительно интересная личность. И про Кузьменкова у него можно разузнать, да и через самого попробовать выйти на оппозиционеров.

– Ну тебе виднее. Я пошел кодить. Если что стучи.

Немов выпил кофе в буфете, поболтал с милой старушкой о том, что сейчас никто и не знает, что такое шпаргалки, и пошел в зал, где первый час развлекался тем, что оценивал через оптический полиграф степень волнения того или иного докладчика и процент его искренности. Во второй панели он уже через «социальный корректор» изучал психологическое состояние Трендафилова и сравнивал его с досье.

Демьян, кстати поднял интересную тему. Ему, как историку, все труднее заинтересовать учеников периодом Великой войны.

– Любой психолог знает, предмета интереса не должно быть слишком много, и он не должен навязываться, – рассуждал Трендафилов. – А что мы имеем сегодня? Выросло целое поколение, которому тема Великой победы сначала надоела, потому что она звучит из каждого утюга. Потом эта тема молодежь начала раздражать. А когда Великой победой начали прикрывать свои дела наши жулики и воры, возникло резкое неприятие этой темы. Возникает вопрос: «они там, наверху, что дураки? Не понимают, что творят?» Ответ один. Понимают, но игра стоит свеч. Пока полудохлая кляча патриотизма везет, с нее не слезут. Потом что-нибудь еще придумают. Тут часто говорят, вот мол уйдет поколение, рожденное в СССР и все изменится. Оковы тяжкие падут. Я вас уверяю, будет что-то новое, для нового поколения. На смену политике «осажденной крепости» и культу победы придет… сюрприз-сюрприз… вполне возможно придет культ высокотехнологичного и демократичного запада.