Владимир Данихнов - Статика

Очень приятно иногда вот так вот просто сидеть, ни о чем не думать, и со всем соглашаться.

Китаец вновь разлил, мы выпили. На столике я заметил колбасу, нарезанную кружочками. Взял один кругляш, закусил.

— Эх, кто так коньяк закусывает? — тоскливо произнес Китаец. — Сюда бы лимончик, сверху кофейку…

— А это откуда? — спросил я, имея в виду кимоно.

— Это? Друзья подарили! — отмахнулся Китаец. — У меня позавчера день рожденья был.

Я почувствовал, как краснею.

Китаец расхохотался.

— Да ладно тебе, Гера, расслабься! Ты ведь не знал! Это я, дурачина, забыл про тебя — даже не провидеофонил. Прости — тут у нас в последнее время такой бедлам начался, совсем не до чего стало!

— Что такое? — как бы ненароком спросил я.

— Э, братец, шутишь! — засмеялся Китаец. — Все проходит под грифом «Совершенно секретно»! Если узнают, что я проболтался — сразу под трибунал и к стенке.

Я развел руками, мол, работа такая.

— Ладно, говори, зачем пришел? Снова в Стазис надо попасть?

— Угадал. И как можно скорее.

— Это уж как получится, Гера, — покачал головой Китаец. — А, скорее всего, и не получится вовсе.

— А что случилось? — спросил я.

— У нас тут усиление. Неделю назад на Статику прибыла группа ученых во главе с этим… как его… профессором Юхансоном… черт, да я ж тебе военные тайны рассказываю! — воскликнул Китаец.

— Да, ладно. Я притворюсь, что ничего не слышу. Продолжай, давай.

Китаец засмеялся:

— Ну, Герман, ну ты и черт… ладно, слушай. Эти ребята выдвинули какую-то там новую теорию о происхождении Стазиса и приперлись на Статику, чтобы ее проверить. Ну, как обычно, короче. У нас тут и своих ученых полно, все никак не могут разгадать загадку, а тут эти — доморощенные — пару лет посидят в библиотеке и уже мнят себя специалистами, лауреатами Нобелевской премии, блин. Вот и команда Юхансона — ходят себе по лагерю с задратымм носами, важничают. А вчера вышли на территорию Стазиса в сопровождении взвода под командованием Дональда…

— И?..

— И пропали, шайтан их за ногу! Ты думаешь, почему я сейчас дежурю вместо Клюверта? Из-за горячей любви к службе?

Я задумчиво вертел в руках пиалу. Пропали, значит. Очень интересно.

— Я собственно здесь вот зачем, — сказал я, — меня наняли отыскать двух молодых людей. У меня есть основания полагать, что они проникли на территорию Стазиса.

Я достал фотку и протянул ее Китайцу. Одновременно с ней случайно вылетела вторая фотка — с изображением Марины — и шлепнулась на стол.

Китаец взглянул на молодоженов только мельком и вернул мне карточку.

— Я их уже сто раз видел. Малоев всем офицерам эти фотки раздал. Через наши вышки они не проходили. Это точно.

— А другим путем?

Китаец пожал плечами:

— На территории Стазиса полно датчиков. Трудно пройти незамеченным.

Я мысленно не согласился. Трудно. Но возможно. А если хорошо знать Стазис — то очень даже легко.

Еще одна головная боль для военных — на территории Стазиса их датчики действуют не совсем так, как положено. Я бы даже сказал, совсем не так.

— А это кто? — спросил Китаец, поднимая фотку с Мариной.

— Это… — я замялся.

— Твоя бывшая девушка? Красивая… Ух ты! Так она на Статике была?

— Никогда… с чего ты взял?

— Так она ж на фоне часовни сфотографирована! Той, что в центре Стазиса находится.

Я выхватил из рук изумленного Китайца фотографию — и как я сразу не понял! На заднем фоне действительно виднелась знаменитая Ледяная Часовня. Ведь это одно из основных мест, куда водят туристов!

— Монтаж, — прошептал я, разглядывая фотку и так, и этак.

— Почему же? Может, она в тайне от тебя проникла на Статику и вместе с какой-нибудь экскурсией… — Он подмигнул.

— Она ни разу не была на Статике, — тихо произнес я.

— Так я ж говорю, тайно…

— Она умерла десять лет назад, Китаец.

Китаец уставился на меня. Потом выхватил фотку у меня из рук.

— Ты уверен, Гера? — спросил он, внимательно рассматривая карточку.

— Китаец, это единственная девушка, которую я любил за всю свою, блин, жизнь, — сказал я, проглатывая очередную порцию «чая». — По-настоящему, понимаешь? Я скорее буду шутить над трупом человека, которого сжевали чертовы черви, чем стану врать насчет нее. Это просто выше меня, Китаец.

Он некоторое время молчал.

Если бы Китаец ввернул одну из своих шуточек, я наверняка треснул бы его по носу.

Но у Китайца хватило ума промолчать.

— Ладно… слушай, оставь фотку мне, — тихо произнес он. — Я ее нашим яйцеголовым всучу, пускай поработают, протестируют ее. Ну, монтаж это или…

— Легче узнать по другому, — сказал я.

Китаец размышлял.

— Ладно, приходи завтра к часу дня. Сюда. Я пробью тебе временный пропуск. Только сам никуда не пойдешь. Возьмем с собой парочку надежных парней.

— Ты тоже… пойдешь со мной?

— Конечно, Гера! — воскликнул Китаец. — Похоже, у меня наклевывается повышение. И пара нобелевских премий в придачу. За раскрытие тайны Статики.

Мы стукнулись чашками и выпили за нобелевскую премию. Заодно и за пулитцеровскую, универсальную вселенскую и за все остальные, которые пришли на ум.

Я посидел с Китайцем еще минут сорок, а потом откланялся. Угрюмые солдаты с неохотой вернули мне ножик и станер — оставалось молиться, чтобы Китаец не взял с собой завтра именно этих ребят. Пуля в спину обеспечена.

Уже в такси я вдруг вспомнил, что забыл у Китайца фотографию с изображением Марины, но возвращаться было поздно.

К часу ночи я добрался, наконец, до дома.

— Доброе утро, алконавт! — голос, как кара Божья, рвал мои бедные чувствительные барабанные перепонки, проникал в мозг, как раскаленные спицы, и врезался в глаза, стараясь выдавить их из орбит.

— Ммммм! — ответил я.

— Просыпайся, лежебока, — чьи-то руки настойчиво стаскивали меня с кровати. — Ну, надо же! Хоть бы разделся!

— Сколько времени, Лерочка? — прошептал я, растянувшись на полу. Ничего страшного — ковер был мягким и весьма удобным. Главное, не пытаться раскрыть глаза.

— Без десяти десять. Мы открываемся! Черт, Гера, пора с этим кончать. Я так и подумала, что «У Толика» ты не закончишь!

Я с трудом разлепил веки и на карачках пополз в душевую. Чувствительный пинок под зад несколько привел меня в чувство, и я вспомнил, что человек — существо прямоходящее.

Не раздеваясь, я ввалился в душевую комнату и прохрипел:

— Похмелье!

Запрограммированный душ среагировал на волшебное слово — струи ледяной воды окружили меня со всех сторон — ни вырваться, ни спастись! Я визжал, матерился, стягивая с себя пришедший в полную негодность костюм — в общем, веселился, как мог.

Душ отрезвил меня, однако на лицо в зеркале смотреть было все еще неприятно. Пришлось пойти на уступки — я достал бритву и снял трехдневную щетину. Потом попытался расчесать волосы, но они так и остались торчать непослушным ежиком.