Даниэль Зеа Рэй - Жатва II. Палач

Я медленно шла вперед. Сил удерживать плеть не было, и она рассыпалась в пространстве. Он тоже был там. Мой враг. Я все еще не смогла понять, кто он такой. Я не рассмотрела его лица в третьем измерении. Теперь мы здесь, в четвертом.

– Кто ты такой? – застонала я, продолжая идти. – Кто ты, твою мать, такой!

Движение за спиной. Лезвие прошило грудь насквозь. Ровно в том же месте, где был мой рубец. Поток хлынул из меня фонтаном.

– Твоя клятва Возмездия, сука!

Я поняла, что падаю. Провалилась в третье. Провалилась во второе. Рухнула на пол в первом измерении.

– Мэйю, твою мать!

– Кровотечение!

– Доктор Соммервиль!

– Лори, мойся вместо нее!

– Давление теряем!

– Не могу остановить!

– Клипируй, – прошептала я.

– Ни черта не вижу! Все заливает!

– Давление теряем!!! Вызовите Кина! Соммервиль плохо!

– Доктор Соммервиль! Доктор Соммервиль!

– Клипируй, – шептала я.

– Ни черта не вижу!!! Отсос!

– Клипируй…

Тот, кто за мной пришел, знал, что делал. Он не хотел убивать меня. Он хотел, чтобы я убила ребенка, которого оперировала. Ребенок умер в одиннадцать тридцать две от кровотечения, причиной которому стало мое падение в момент, когда я зажимала сосуд, питающий опухоль. В одиннадцать тридцать три и десять секунд я забрала остатки Потока этого ребенка, чтобы остаться в живых. В одиннадцать тридцать три и пятнадцать секунд я поняла, что Потока умершего ребенка не хватит, чтобы заварить пробоину в моей груди. В одиннадцать тридцать три и двадцать секунд я забрала Исток Робина Кетлера. За это преступление полагается высшая мера. Пятая высшая мера, заработанная мною за жизнь.

Я очнулась в отделении реанимации. Мне сказали, что мое сердце остановилось в одиннадцать тридцать три. Реанимационные мероприятия были успешными, и в одиннадцать тридцать четыре оно заработало вновь. Я выписалась из больницы через неделю и дала себе слово, что больше никогда не подойду к операционному столу.

Я обрубила концы. Уволилась с работы. Заблокировала аккаунт и номер телефона. Съехала с квартиры и пустилась в странствия по стране. Я натягивала на себя штаны в кабинке туалета на сервисной станции, когда зазвонил мой второй телефон. Этот номер знали только два человека. Я оставила его на случай, если им или другим членам моей семьи когда-нибудь понадобится моя помощь. Я ответила, и спустя несколько минут поняла, что слова «твоя клятва Возмездия» – это не угроза, а обещание.

Это был дерьмовый день. Дождь лил как из ведра, встречая меня сплошной стеной там, куда я не хотела возвращаться. Изношенные «дворники» скрежетали по стеклу, не справляясь со своей миссией. Я съехала на обочину и заглушила двигатель своего пикапа. Нужно переждать, пока ливень стихнет. Пять утра. Раньше в этой дыре в такое время не работало ни одно кафе. И хотя в последний раз я была здесь давно, сейчас вряд ли в этом месте что-то изменилось. Патруль. Размытые сине-красные маячки застыли в зеркале заднего вида. Ну вот… Время встречаться с прошлым лицом к лицу.

К двери подошел один из патрульных. Второй остался сидеть в машине. Я открыла окно и опустила руки на руль.

– Доброе утро, миз-з…

Я повернулась к патрульному. Кажется, Уоррен Райт забыл, зачем меня остановил.

– Привет, Уоррен. Давно не виделись.

– Мэйю? – он пригнулся, заглядывая в окно. – Мэйю, это ты?

– Собственной персоной.

– Ты…

– Приехала, да…

– Мне очень жаль, – Уоррен с сочувствием на меня смотрел.

– Да, мне тоже. Тебе брелоки мои показать?

– Да. Извини, по протоколу обязан проверить.

– Я все понимаю, – я полезла в сумку за брелоками. – Как сам-то поживаешь?

– Да все хорошо, вроде.

Я передала прозрачные брелоки Уоррену. Он отсканировал удостоверение и технический паспорт на авто. Перелистнул несколько страниц на голоэкране и вернул брелоки мне.

– В багажнике мотоцикл везешь? – спросил Уоррен.

– Да. Могу и на него документы предъявить.

– Не надо. Я в базе все увидел. У тебя левый стоп-сигнал не горит, – капли дождя скатывались с его защитного поля и падали на землю. – Можешь к Дьюку Хорперу на сервис заехать. Он быстро сделает.

– Дьюк все еще работает? – удивилась я. – Сколько его помню, он всегда был старым.

Уоррен улыбнулся мне. Тем временем из патрульной машины вышел его напарник.

– С кем ты так долго говоришь? – спросил Билли.

– Это Мэйю! – прокричал Уоррен брату.

– Мэйю? Соммервиль?

– Да!

Билли подошел к моему окну.

– Привет, Мэйю. Мне очень жаль…

За те несколько дней, которые я пробуду в этом затхлом городишке, подобную фразу мне предстоит услышать не раз. Я сама использовала ее на работе. «Мне очень жаль». Эта фраза личная. Я специально говорила «мне», а не «нам». «Мне», личности, приносящей это известие, очень жаль. Не просто жаль, а очень. Весьма, то есть. Теперь окружающие будут говорить эту фразу мне. Братья Райты оказались в списке первыми. Не знаю, какие отношения у них были с Поуком, общались они с ним или так, кивали друг другу в магазине, но соболезнования Райтов рвали душу, а мне оставалось только кивнуть и ответить:

– Мне тоже.

– Остановишься у предков? – спросил Билли. – Или к Карлу поедешь?

– А жилье здесь кто-нибудь сдает?

Братья переглянулись.

– Мэрил Бижуа, кажется, дом сдает. Ее родители в прошлом году… – Уоррен вздохнул. – В общем, она в их дом переехала, а свой, кажется, продает. Возможно, тебе сдаст его ненадолго.

– Было бы отлично, – я завела двигатель. – Ну что, архиереи третьего уровня, до встречи?

– Да. Еще увидимся, – Уоррен постучал ладонью по крыше машины.

Они вернулись в свой автомобиль, а я поехала дальше, не дожидаясь, когда схлынет ливень.

Они почти не изменились – погодки семьи Райтов. И, безусловно, пошли по стопам отца. В их роду хранителей все мужчины на пенсию уходили в званиях архиереев первого уровня. Значит, до пенсии им осталось всего два повышения.

Город P. – пристанище знатных и не очень рабов. Раньше центр населяли райоты. Конечно же, где еще жить знати в такой дыре? После Восстания они вынуждены были уехать, и их комфортабельные дома заняли хранители – вторые почетные члены этой системы. Послушники, такие, как мои родители, по-прежнему ютились на окраинах. Ни Восстание, ни расширение прав и свобод не смогли изменить главного – психологию этих людей. Я помнила те времена, когда в дома послушников могли прийти без приглашения и забрать кого-нибудь навсегда. Эти рейды называли «последним звонком», потому что жертвы, уходя на смерть, добровольно открывали архиереям, когда те звонили в дверь. Семнадцать лет мы живем без этих рейдов. Всего каких-то семнадцать лет…