Ольга Васильченко - Тайны Кипеллена. Дело о запертых кошмарах

Все молодые, холостые, богатые. Вполне возможно, что оставили свои семьи без наследников. И что удивтельно, самую малость не дожили до очередного дня рождения. Может и не зря Казик на маньяка грешил? Хотя… Нет, не сходится, Ничек и Дарецкий совершенно в иную пору родились, а…

– …Ясь Дарецкий, мастер сновидений, шестидесяти трех лет от роду, не женат… – продолжал тем временем бубнить Марек

Не женат околдовано повторил я про себя.

– Юзеф Ничек, художник двадцать три года, не женат…

– Стой, – вскинулся я, чуть не выронив трубку, – а ну ещё раз!

– Юзеф Ничек, ху…

– Нет, перед ним.

– Ясь Дарецкий, мастер сновидений, шестидесяти трех лет от роду…

– Вот! – довольно сообщил я. – Что с ним не так?

– Остальным в деды годится, – шмыгнул носом Марек.

– То-то и оно! Наша смешливица предпочитает молодых, а Дарецкий обед просроченный. Значит, то ли ненароком подвернулся, то ли был особо ненавистен её хозяину. Где его нашли?

– Так вестимо где, – буркнул помощник, – как остальных – на улице…

– Без отсебятины! – строго прервал я. – Читай давай!

Марек уткнулся в протоколы, и снова забубнил:

– Тело Дарецкого было обнаружено в Постромкином переулке на ступенях черного хода музейного дома. Тело лежало головой на тротуаре, ногами в распахнутом дверном проёме. Служители музея клялись, что этого пана никогда не видали.

– Достаточно, – я вздохнул. – Так откуда же к нам пожаловал мастер сновидений?

– Не кипелленский он, пан Вильк.

– Откуда же его принесло?

Из рассказа Аланы де Керси,

младшего книгопродавца книжной лавки «У Моста»

Я спала и видела сон. Передо мной стояла только что законченная гравюра. Круглая зала с семью дверями, из которых видно только четыре. Только откуда мне знать, что тяжелых дубовых дверей, окованных узорными решетками, семь?

Посреди залы неподвижным истуканом застыл мужчина в балахоне и, воздев руки над головой, запечатывал заклятьем один из семи проходов.

Я наклонилась над рисунком, и вдруг, будто свесившись через подоконник на улицу, провалилась внутрь.

Человек в гравюре резко обернулся, и мы сцепились долгими взглядами.

– Не ходи в сад! – наконец хрипло выкрикнул он. – Не ходи! – резкий взмах нарисованной руки вышвырнул меня вон.

Книга, прошелестев страницами, захлопнулась, и я проснулась, пребольно приложившись затылком о дощатый пол.

Первые несколько секунд ваша покорная слуга бездумно созерцала свои задранные ноги в толстых красных носках, лишь потом, сообразив, что во сне рухнула на пол вместе со стулом, резко отшатнувшись назад. А уснула на книжном развороте, который делала. В голове гудело, нещадно саднила бровь, разбитая накануне. Пошатываясь, я поднялась и тупо уставилась на гравюру, уверенная, что человек был изображен со спины. Сейчас же он стоял вполоборота ко мне, вскинув левую руку, будто кого-то толкая. Хотя, почему кого-то? Я потерла ушибленный затылок, неожиданно замерев от ужаса.

– Богини милосердные и дети их, и внуки! Я тебя знаю! – простонала ваша покорная слуга, впиваясь в волосы и безнадежно застревая злополучным кольцом в спутанных кудряшках.

Со страницы на меня сердито смотрел мастер сновидений Ясь Дарецкий.

…всем людям снятся кошмары или навязчивые сны. И если, после пары испорченных сновидением ночей, оно не проходит, несчастные идут к сноходцам – мастерам сновидений. Когда это случилось, мне было восемь. Родители мои, витражных дел мастера, тогда осели в Борице – небольшом городишке на границе земель Растии и Фарниции. Там-то меня и настиг кошмар: какое-то лохматое, рогатое и зубастое чудовище гонялось за мной во сне, норовя съесть, а забавный коротконогий пушистик, вереща, крутился под ногами, пытаясь помешать. Ему не повезло. Чудовище сожрало пушистика прямо у меня на глазах. И я с воплем проснулась.

Узнав, что меня всполошило, мама посоветовала: «А ты нарисуй чудовище и сразу перестанешь бояться». Недолго думая, я со всем тщанием изобразила свой кошмар. Но на следующую ночь сон повторился, и на следующую…

Когда родители догадались отвести меня к сноходцу, я уже боялась спать.

Мастеру сновидений, пану Ясю Дарецкому, достало одного взгляда на мои почеркушки, чтобы понять в чем дело. Сама того не ведая, я привязала чудовище из сна к нашему миру, и теперь оно отчаянно стремилось вырваться на волю, подпитываясь моим страхом. Ещё одна ночь, и ему бы это удалось, а мне бы уже не суждено было проснуться. Уничтожать рисунок было нельзя, тогда тварь стала бы бесконтрольной, и одни богини знают, чем бы все обернулось.

Я так и не узнала, что сделал пан Ясь, чтобы меня спасти. Сноходец лишь потрепал несмышленую малявку по голове и успокаивающе сказал: «Не бойся, малышка, я выгнал его из сада». А моим родителям посоветовал отправить меня в Школу Высших Искусств в Кипеллене. Кошмары мне больше не докучали.

Два года спустя, родители получили большой заказ в Кипеллене, а я поступила на факультет гравюры и пентаграммики. Как ни странно, но с паном Дарецким столкнулась совершенно случайно спустя много лет, здесь, в Кипеллене. Изрядно постаревший мастер сновидений узнал меня, забредя в лавку Врочека за каким-то свитком. Спросил, не мучают ли кошмары, тепло заверил, что если вдруг что-то подобное случится, всегда могу рассчитывать на его помощь. Сказал, что уже лет пять живет и практикует в Зодчеке. Даже карточку с адресом оставил.

Я резво подскочила и лихорадочно зашарила в верхних ящиках комода. Раз уж эта распроклятая книга связана со снами, значит сноходцу с ней и разбираться! И победно взмахнув зажатой в руке карточкой, плюхнулась на кровать. За окном занимался холодный осенний рассвет.

Из личных записок Бальтазара Вилька, мага-припоя ночной стражи

Прокуренный до горечи кабинет обнимал меня серыми крыльями одиночества, такого же холодного и мерзкого, как осенний рассвет, высветливший небо над заливом. Еще до полуночи, по приказу капитана мы лишились всех бумаг по делу, и Марека пришлось отправить на разведку. У него, в отличие от меня, был шанс выцарапать адрес Дарецкого у Люсинды. Но он не возвращался слишком долго, и мне начало казаться, что помощника сцапал Брац или того хуже Рекар Пшкевич.

Решив дать ему ещё несколько минут, я уставился на карту Киппелена. Из имения Ночвицких бестия бежала на юго-восток. Должна была выскочить на набережную Чистинки, а оттуда у неё было две дороги. Либо на многолюдную, полную стражей улицу Четырех цепей, либо в Постромкин переулок. Меня передёрнуло. У музейного дома нашли вторую жертву. Как ни крути, а без пана Дарецкого нам не обойтись. Что-то старик знал. Что-то по-настоящему важное. Уж слишком он выбивался из числа прочих жертв.