Валерий Горшков - Альянс

«Это мама! Слава богу, она не умерла!»

– Мама! Я здесь! – из последних сил прохрипел я.

Надо мной склонился человек в почерневшей от воды накидке, и успевшие нагреться капли дождя упали с его лица на моё.

«Кровь, – подумал я. – Кровь из пореза».

– Мама, мне страшно!

– Джейсон… – Губы человека медленно сложились в это простое слово, и я скорее догадался, чем услышал, что он снова и снова повторяет моё имя.

Пепельный овал незнакомого лица заплясал на фоне тёмного неба, медленно уплывая в сгущающийся мрак, а я, напрягая зрение, пытался разглядеть его, ухватиться за это крохотное белое пятнышко, тающее во тьме. Тьма. Она больше не казалась такой обжигающе холодной – наоборот, стала тёплой и успокаивающей. Она стала родной. Вода всё прибывала.

«Теперь уже всё равно, что будет».

– Джейсон… ДЖЕЙСОН ФОРС! Эй, Джей-Джей… Тут появился один «клиент»… Нет, ты не ослышался, советую тебе это увидеть самому, ведь… Воспоминания – хорошая штука. Ты согласен со мной, Джейсон? Я могу всё исправить, идём со мной… САНИТАРЫ! Ничего сверхъестественного, всего лишь нашатырный спирт. О чём ты говоришь? Сколько таблеток ты пьёшь? Господи, что ты творишь? Заткнись, Джейсон и слушай меня! Беги, беги ради всего святого, иначе… ДВОЙНОЕ УБИЙСТВО! Ты только что совершил ДВОЙНОЕ УБИЙСТВО… Кэтти… Отвратительно! Ну и как тебе окончание отпуска? Отвратительно! Не перебивай! А теперь слушай меня, «дружок»… Было выцарапано имя… ЖИВЕЕ! Остановись, бежать некуда! Да и толку от этого ноль… Есть одна река, ребята… Чай-чай-выручай, Джейсон… Тебя никогда не было… И тут она мне гово…

– …рит: «Грегор, ты точно знаешь, что делать?» А в покорёженной магнитоле что-то заклинило, и она издевательски так хрипит голосом Макферрина: «Don’t worry, be happy». Девчонка кровью истекает, а я всё думаю с этими бинтами в руках, что сегодня мой маленький Грег не отправится в путешествие, – воодушевлённо проговорил мужчина в одежде доктора, закрепляя бинт у меня на запястье.

Сзади послышался скрипучий смех.

– Не поверишь, но вот именно поэтому я и не люблю таксистов! Сам-то уже сколько за рулём? И знаю, что веду грамотно, себя не угроблю. Ни одной аварии до сих пор, веришь, нет? А эти что – газ в пол и глаза на счётчик. Не-е-ет, брат, – протянул обладатель голоса над моей головой, – нужно держать машину, а не руль, мягко вести, понимаешь? Это как нитку в ушко продевать, истерия тут ни к чему, веришь? Поцелуй меня дьявол, если не веришь!

Окружающее пространство замедлило вращение и стало складываться в кабину скорой помощи. По бокам материализовались стеллажи с каким-то оборудованием, ящички с медикаментами. Автомобиль трясся, мотор гудел. Красный свет от ревущих проблесковых маячков пробегал по стенам зданий, мелькающих за стёклами дверей. Уже стемнело, дождь закончился. Фельдшер, которого, судя по всему, звали Грегором, возился с неподатливой упаковкой шприца. Водитель над моей головой с явным африканским говором продолжал сам себя убеждать, что он мастак в вождении.

Я попытался сообразить, что здесь делаю, но чем сильнее концентрировался, тем стремительнее мысли разлетались в стороны, точно косяк рыбы, который пробивала акула моей концентрации.

– Очнулся? – улыбнулся доктор. Он был уже не молод, но ещё не стар. – Ну что, храбрец, обскакал старушку?

– Гретта совсем старая… – пробормотал я.

В руках фельдшера щёлкнула головка ампулы. Он закрепил жгут на моей левой руке.

– Сегодня тебя за это не посадят, – сказал он, – но запомни, что за пределами этой разноцветной машины подобные уколы противозаконны, так что не привыкай.

Холодная игла пронзила кожу. Жгут ослабился. По телу мгновенно разлилось тепло. Свет сделался ярче, звуки мягче, стало вдруг как-то невероятно спокойно, и я начал своё плавное падение в забытье.

Крохотная бабочка отчаянно билась о потолок кабины вокруг неровно горящего осветителя.

Подёнка [9] Подёнки – древний отряд крылатых насекомых, внешне напоминающих бабочек. Подёнки живут всего один день. . Она такая несчастная.

Насекомое всё громче и громче шебуршало полупрозрачными крылышками. Тень от них плясала у меня над глазами, каждый последующий взмах длился дольше предыдущего, и, наконец, меня накрыло тьмой, точно отбросив в воду, которая приглушала свет этого крохотного солнышка, заключённого в стекло под потолком.

– И пока я хлопотал над этой бедняжкой, таксист слинял. Потом выяснилось, что машина числилась в угоне, представляешь? Я теперь начинаю побаиваться такси. Мне почему-то кажется, что однажды это может повториться…

Собственный крик привёл меня в чувства. Пиная ногами одеяло, я упёрся руками в матрац и тут же повалился обратно на подушки – правое предплечье свела судорога боли. Прижав ноющую конечность к груди, согнув туловище и подобрав под себя ноги, я кое-как присел. Пульсирующую жаром правую руку от самого запястья до плеча стягивал бинт, огибал тело под левой подмышкой и несколькими тугими оборотами крепился на поясе. Через перевязку в районе локтя проступала кровь.

Заскрипели ступеньки, щёлкнул замок, дверь распахнулась. За ней стоял перепуганный Лютер. Он мялся на месте, не выпуская дверной ручки, порываясь что-то сказать. На нём не было куфии, и его бледная шея нарочито оттеняла загорелое лицо, делая кожу почти бронзовой.

– Привет… – наконец выдавил он.

Я попытался ответить, но горло пересохло до такой степени, что голос вырвался наружу тихим хрипом.

Ступеньки снова скрипнули, и в дверном проёме с таким же испуганным видом появилась миссис Трейд. Она положила Лютеру ладони на плечи и легонько подтолкнула его к лестнице. На безымянном пальце её правой руки сверкнуло обручальное кольцо. Лютер посмотрел на меня и, не найдя что сказать, спустился вниз. Его мама шагнула в комнату, тихонько прикрыла дверь, упёршись в неё спиной.

– Джейсон, ты… Не представляю, каково тебе сейчас… – дрожащим голосом произнесла она. – Я сама до сих пор не могу поверить в то, что случилось…

Цепляясь ногтями за клеточки бинта, я поднял взгляд на казавшийся таким далёким голос миссис Трейд, пытаясь осознать смысл сказанного ею.

«Что случилось? Почему всё не может просто обернуться сном?»

– Я хочу домой. – Я щипал себя сквозь бинт. – Когда мне можно будет пойти домой?

– Не знаю, малыш, – выдохнула она, до покраснения сдавив свои ладони, стараясь не расплакаться. Ей это не удалось. Отвернувшись, она поспешила выйти из комнаты.

Но зато я теперь знал. Знал, что больше никогда не вернусь в свой дом, что отныне прежний мир перестал существовать. Я остался один. Казалось, кто-то неведомый в одночасье перечеркнул всю мою жизнь. Я упал на кровать, и слёзы сами собой потекли из глаз.