Валерий Горшков - Альянс

Хьюго сжал губы и отставил кофе.

– Так или иначе, – продолжала Барбара, – имея даже такой незначительный запас кислорода, мозг жертвы мог функционировать некоторое время после того, как всё остальное тело уже было обескровлено.

– Может ли это означать, что она могла двигаться? – уточнил детектив.

– Движения конвульсивного характера вполне вероятны.

– А встать?

Барбара нахмурилась.

– Не думаю. Нет, – сказала она.

– Однако положение тела говорит об обратном, – подал голос Кристофер. – Основная масса крови находилась в нескольких метрах от того места, где было обнаружено тело. Никаких следов перемещения. Полотенце, – он извлёк из пластикового контейнера полиэтиленовый свёрток и положил его на стол, – содержит только её отпечатки и отпечатки мальчика. Установили, чья кровь?

– Она принадлежит Дженнифер Форс, – ответила Барбара.

У меня было видение. Великан возле моего дома. Он мне не угрожает. Он… Будто извиняется.

– Мне всё ясно, – пожал плечами Хьюго. – Герберт запаниковал, попытался перенести тело, вспомнил о том, что убежал ребёнок, положил тело. А что касается полотенца… Оно вообще могло всё время быть у неё в руках. А по поводу отпечатков на нём – это вопрос к качеству работы ваших криминалистов. Я не удивлюсь, если это кто-то из них по глупости оставил его на столе. Да и не так уж и хорошо оно было сложено.

– По твоим словам, всё, хоть и с натяжкой, но выглядит логично, – покачал головой Маркус. – Все согласны? Кристофер, а что с орудием убийства?

– Мы проверили все предметы в доме. Обеденный стол был накрыт на трёх человек. Все столовые приборы взяты из одного набора – три вилки и только два ножа. На кухне нами была найдена другая часть этого набора, в ней также находились три вилки и уже три ножа. Шестой нож мы найти не смогли. Исходя из предоставленных Барбарой данных и показаний мальчика, я могу с полной уверенностью сказать, что орудием убийства является тот самый нож. Вопрос только, где он сейчас?

– Вот первый и главный пробел. Однако есть ещё два, – сказал детектив. – Второй пробел – сам Герберт. Ты помнишь, Хьюго? Когда мы в тот день навестили его в больнице, врачи сказали нам, что его травмы могло вызвать простое падение. Ты по-прежнему придерживаешься этой точки зрения?

– Ну да. Он погнался за Джейсоном, споткнулся, да пусть хоть на порожках, и ударился головой. Вот и всё.

– Место падения Герберта нам известно точно, – поправил его Кристофер, показывая фотографию. – Он упал здесь, на бетоне, в полутора метрах от калитки.

Хьюго проигнорировал снимок и демонстративно развернулся на скрипучем стуле спиной к криминалисту.

– На похоронах я подходил к нему и заметил одну занятную деталь, – продолжал тем временем Маркус. – Как и докладывали медики, у него две травмы. Одну из них, допустим, левосторонний перелом челюсти, вполне могло вызвать падение. Однако висок повреждён с правой стороны. Упасть сразу на обе стороны лица он никак не мог. Вот он и второй пробел. Вы видите какую-нибудь связь?

В кабинете повисла тишина.

– Хьюго? – Маркус взглянул на помощника. – Ты уже понял, к чему я веду?

– Не держи меня за идиота, – отмахнулся Хьюго, поднёс ко рту пустой стакан и вернул его на место, – но это полная чушь.

– Как отметила Барбара, Дженнифер погибла от руки левши. Герберт – правша. Мне кажется, все эти пробелы могло бы заполнить третье лицо. Тем более в последнем разговоре со мной Джейсон упоминал какие-то голоса. Есть вероятность, что убийство совершил вовсе не Герберт, а кто-то посторонний. Герберт попытался его остановить, получил одну из травм и лишь затем упал…

– Но мальчик ясно сказал, что убийца – его отец! – прервал детектива Хьюго.

– Ты сам прекрасно слышал, насколько несвязно Джейсон рассказывает о том дне, а штатный психолог управления, который вчера сидел на этом самом стуле, пока ты зевал за компьютером, сказал, напомню, следующее: «Существует вероятность того, что некоторые события могут быть стёрты из его памяти в результате потрясения». К тому же сам мальчик говорил, что видел какого-то крупного мужчину возле дома. Наши ребята уже занимаются составлением фоторобота.

– Хорошо, допустим, Герберта кто-то ударил. Но чем? – спросил Хьюго.

Маркус вопросительно посмотрел на Кристофера.

– Мы не работали в этом направлении, – замялся тот. – Не рассматривали возможность появления третьего человека и ещё одного орудия. Но в любом случае, мы сняли отпечатки со всех предметов в доме.

Хьюго презрительно хмыкнул и почесал щетину.

– У тебя списки с собой? – спросил Маркус. Кристофер передал ему внушительную стопку бумаг. Детектив разделил её на четыре приблизительно равные части между присутствующими. – Ищем неизвестные отпечатки.

– У меня ничего, – спустя десять минут произнёс Кристофер, откладывая последний листок.

– Пусто, – сказал Маркус.

Ещё через некоторое время закончила Барбара:

– Неизвестные отпечатки на силиконовых формочках для кексов и на компьютерной клавиатуре в комнате Джейсона. Маркус, но это абсурд, ты сам себя закапываешь ещё глубже.

Втроём они посмотрели на бормочущего Хьюго, который к тому моменту едва изучил половину бумаг.

– Кофейник (Джейсон, Герберт, Дженнифер)… Кастрюля красная, два литра… (Герберт, Дженнифер) Ключница… (Дженнифер), – читал в случайном порядке Хьюго. – Кактус (без отпечатков)… Клюшка для гольфа № 9 (Герберт, Джейсон, нет в базе). Мать твою, у меня клюшка!

Мы собирались играть в гольф.

– С кем, Джейсон?

– ОН, я, Лютер и Стенли.

Ужин, как и любой приём пищи в доме Трейдов, проходил в полной тишине. Телевизор, который в первые дни миссис Трейд по привычке включала, сейчас молчал – в новостях то и дело упоминали о гибели моей мамы, и всякий раз, как это происходило, Анджела перещёлкивала канал, а сейчас и вовсе отключила телевизор от сети. Завести разговор не пытался никто из нас. Без аппетита стуча по тарелкам вилками и чиркая ножами, когда требовалось что-то отрезать, мы старались не думать ни о чём, кроме пищи, пытаясь таким образом заглушить мысли о своих утратах. Я пытался не думать о маме. Лютер – об отце. Миссис Трейд – о муже. Она с Лютером сидела у одной части стола, я – напротив, у другой. Во главе не сидел никто. Раньше, должно быть, там сидел отец Лютера, но теперь место пустовало, и Анджела никак не могла к этому привыкнуть. Она не клала приборы для него, не ставила тарелки, как это могли бы делать какие-нибудь особенно чувствительные вдовы, не вздыхала, глядя на спинку его стула, и вообще никаким образом не показывала Лютеру своей тоски. Она была сильной женщиной и старалась стать для сына примером, ведь теперь их маленькая семья полностью легла на её хрупкие плечи, и демонстрировать слабость в её положении означало бы заставить Лютера чувствовать слабым и себя. Она стала в этом доме главной, однако пересаживаться на место Пола за обеденным столом не хотела. Со стороны могло показаться, будто она боится окончательно принять на себя обязанности главы семьи, однако я считал, что дело было не в этом. Сесть на место мужа, вынести мебель из его кабинета или избавиться от оборудования в его домашней лаборатории для Анджелы означало бы признать, что Пола больше нет. Несмотря на свою выдержку и желание научить сына стойкости, она всё же не могла этого сделать. Я всё это понимал. Быть может, раньше не смог бы понять, но теперь, с потерей родителей, мне стало ясно, что чувствует человек в подобной ситуации и какие мысли его посещают.