Юлия Рыженкова - Реинкарнатор

Глаза старика стали другие. Теперь в них отражалось то ли безумие, то ли восхищение, даже цвет сменился с блекло-голубого на бирюзовый, будто кто-то почистил озеро. Старик начал озираться, словно впервые увидел собственную комнату, поднялся повыше на подушку, чуть не наполовину высвободившись из-под одеяла. Он оказался совсем невысоким, щуплым, ребра выпирали из-под тонкой кожи, живот ввалился, видимо, болезнь в последние дни мешала поесть. Но при этом выглядел не вымотанным и измученным приступами, а наоборот – энергичным и упругим, будто каучуковый мяч попрыгунчик, что долго не может остановиться, если его бросить на пол. Костя никогда не видел такого преображения.

– Вы в порядке?

– Я… я не знаю, что считать порядком. Могу только сказать, что это… изумительно! Да-да, изумительно! Благодарю вас!

– Не за что… – пожал плечами Костя. – Удачи в новой жизни.

Это было традиционное пожелание, только не всегда реинкарнаторы успевали его произнести.

– Благодарю, но мне она уже не понадобится. Это моя последняя жизнь. – В бирюзовых глазах мелькнуло… торжество?

Леонхард Янович – Будда или псих? На мгновение показалось, что он действительно Просветленный, выходящий из сансары. Но это же невозможно! Костя себя одернул. То, что он, Костя, не верит в Будду, не означает, что прервать цепочку перерождений невозможно. Вот только этим занимались монахи в монастырях и дацанах, и Министерские реинкарнаторы туда не допускались. Изредка Косте встречались мирские гуру, уверяющие, что они архаты или бодхисаттвы, – это помогало набирать учеников. Но за минуты до смерти, один на один с реинкарнатором, гуру срывающимся голосом задавали извечный вопрос: а что там, после жизни? Помнить посмертие не дано никому.

Впрочем, это не важно. Будь старик хоть Просветленный, хоть псих, Костя свою работу сделал, дальнейшее от него не зависит. Он убрал кармограф в чемодан и щелкнул замками.

Леонхард Янович улыбнулся и произнес с такой теплотой в голосе, будто обращался к лучшему другу:

– Прощайте, и удачи. Вам она как раз понадобится.

Костя ничего не ответил, взял чемодан и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. На тумбочке рядом с телефоном и ключами от квартиры сиротливо валялась раскрытая книга, обложкой вверх: «Теория карма-поля».

Смерть зачастую приходила к людям неожиданно, и вдруг оказывалось, что вещи и домашние питомцы пережили своих хозяев. Книги оставались недочитанными, шарфы – недовязанными, животные – в одночасье брошенными. Раньше эта обыденность пугала Костю. Потом он привык, хотя ощущение неправильности осталось. В такие минуты он отчасти понимал древних египтян, отправляющих в могилу вместе с фараоном все его имущество.

Но пока горечь не ощущалась. Леонхард Янович еще жил, а значит, Костя не способен ни сочувствовать, ни радоваться, ни бояться. Он просто шел к лифту, не обращая внимания на подсохшую грязь, сыплющуюся с сапог. Пора вызывать медиков, пока доедут…

Машина нашлась не по включенным фарам – ее вдруг стало видно. Входная дверь дома то и дело хлопала: жильцы торопились на работу до утренних пробок.

В салоне играло что-то бодрое: шофер в отсутствие босса включил музыкальный канал. Костя аккуратно положил чемодан на заднее сиденье, сам плюхнулся на переднее и выключил радио. Хотелось тишины. Митя ничего не сказал, просто вдавил педаль газа и с пробуксовкой рванул с места.

– Мы никуда не торопимся. Не жги сцепление, – хмуро отчитал его Костя.

Мир вдруг обрел свои краски, и лучше бы он этого не делал. Заболела шея, сапоги стали тяжелыми и грязными, брюки и китель воняли тухлятиной. Навалились усталость и сонливость. Сколько он уже на ногах? Больше суток? Костя закрыл глаза и открыл их лишь после резкого торможения перед шлагбаумом, преграждающим путь на Станцию скорой реинкарнаторской помощи им. А. А. Скоробогатова Департамента реинкарнации города Москвы. Вахтер приветливо махнул, пропуская знакомую желтую машину, и через мгновение показался трехэтажный особняк с облупившейся фасадной штукатуркой.

Митя кипел от возмущения и умотал в гараж, даже не попрощавшись. Сегодня они приехали позже на полтора часа. Такие переработки не оплачивались, и многих бесили регулярные задержки и форс-мажоры, так что текучка среди вспомогательного персонала обеспечивала кадровиков постоянным занятием. Лишь реинкарнаторы работали на одном месте десятилетиями. Если первый год продержался, не бросил это дело, не ушел к частнику или, на худой конец, в больницу, значит, останешься тут на всю жизнь.

Сначала Костя полез в душ. Долго стоял под горячими струями, смывая не только грязь, но и налипшие, будто плевки, ненависть, страх, мольбы, проклятия – все, с чем возвращался с дежурства. Даже научившись не принимать чужие эмоции на свой счет, не допускать их до сердца, после смены он чувствовал себя опустошенным.

Мыслей не было, лишь привычные движения. Вылить шампунь на ладонь. Намылить волосы. Смыть. Выдавить гель. Намылить тело. Ладони скользили по плечам, груди, животу, ощущали маленький треугольный шрам, скользили дальше. Шрам казался несерьезным, однако стилет, что его оставил, чуть не забрал жизнь. Остальные отметины больше пугали, чем угрожали. Подумаешь, полоснули перочинным ножиком по плечу! Ну перенервничал тогда пациент, решил, что его убивать пришли. Еще рубец – это ткнули заточкой в ногу. Мелкие хулиганы, хотели кармограф отобрать, потом для них же пришлось медиков вызывать: не бросать же с переломами рук на улице. В общем, у Кости все нормально, Женьке вот не повезло гораздо больше.

Какое же наслаждение после суток в тяжелых сапогах и казенной форме постоять под горячим душем и влезть в тапочки, удобные хлопковые брюки и рубашку!

Комната оперативников оказалась пустой: отработавшая смена уже ушла домой, а новая разъехалась на дежурства. Костя щелкнул кнопкой чайника, чуть сыпанул пуэра из банки в большую красную чашку с драконом – Женькин подарок на тридцатый день рождения. Ох и чумовое получилось отмечание! Только этот балагур мог раскрутить хмурого трудоголика и интроверта на поход по барам и ночным клубам! Костя так и не вспомнил, как тогда оказался дома и откуда взялась в его постели Джун… Эх, Женька, Женька! Как же тебя не хватает!

С обжигающим глотком чая пришли знакомые горечь и сладость, запах чернослива и кожуры грецкого ореха. Нет, все же Костя не понимал тех, кто выбирал кофе. Пуэр бодрит не хуже, но насколько интереснее, разнообразнее его вкус! С каждым глотком сила разливалась по телу, сон уходил, шея переставала болеть и жизнь казалась вполне терпимой.

В комнату ввалился уставший и злой, как асур, Самдан: тоже задержался на дежурстве. Кивнул и уткнулся в свой отчет. Задавать вопросы о том, что случилось во время смены, у оперативников было не принято. Кто захочет – сам расскажет.