Изабелла Кроткова - Завещание с простыми условиями

С чего все началось? Кажется, со скрипа кресла? А как же ему не скрипеть, когда ему почти сто лет?

А жуткий шум леса?..

А ты вспомни, сколько в тебе сидело к тому времени? Помнишь, как в песенке поется: «Выпил рюмку, выпил две, зашумело в голове…»

А удушливые запахи?

Милая моя, а ты бы не курила по пачке в день, глядишь, и запахи перестали бы душить…

А отец?..

Внутренний голос только посмеялся надо мной.

Это все твое пьяное воображение, дорогая фройлейн. А пропусти ты еще рюмочку, отец не только прогулялся бы по мосту, а сошел бы с картины и посидел с тобой у камина…

Голос меня как будто убедил; он умел все так просто объяснить!

Но, несмотря на это, заходить в гостиную почему-то чертовски не хотелось. Хотя надо бы подмести осколки и вытереть кровь с пола…

Я уберу в гостиной…

попозже

…и больше туда ни ногой!

Это обещание выглядело двусмысленно.

Я пошевелила порезанной ступней.

Если ранят тебя сильно, себе рану первяжи, – вспомнилась песня гражданской войны.

Безуспешно обшарив в поисках аптечки обе спальни и ванную, я заковыляла по лестнице вниз. Спустившись, поразмыслила: где бы она могла быть?

На первом этаже царили покой и умиротворение.

С замиранием сердца я взглянула на дверь гостиной.

Дверь поманила войти.

Нет!..

Я сделала шаг.

Нет, нет!

Я отчаянно затрясла головой и, волоча за собой ногу, попятилась в сторону отцовского кабинета.

Может, там найдется хотя бы пузырек йода или кусочек пластыря?..

Приоткрыв дверь, я заглянула в пустую комнату, озираясь по сторонам, потом вошла и притворила за собой дверь.

Мне показалось, что в кабинете как будто накурено; чтобы удостовериться, я втянула носом воздух. Точно, накурено!

Я вчера, конечно, переборщила с курением, но ведь я курила в гостиной…

И запах какой-то особенный; не такой, как от моих дешевых сигарет, а ароматный, с привкусом ванили.

Это-то как объяснить?!

Внутренний голос молчал.

Я почувствовала, что на меня опять начало накатывать желание уйти отсюда навсегда.

Сейчас я только обработаю ногу, созвонюсь с подружками и свалю отсюда до вечера.

Опять обрастая только что с таким трудом изгнанной тревогой, я начала рыться в шкафу, но там не было никаких шкатулок или коробочек с лекарствами,

а если бы и были, лекарствам было бы уже лет десять.

Бинт и пластырь, правда, не имеют срока годности.

Перебирая старые журналы, я из любопытства открыла один из них. Полистала. Журнал представлял собой сборник научных статей, выпускаемый академией наук в советские годы.

Может, тут есть и изыскания моего отца , которому не стоится спокойно в портрете?

И тут же, перевернув страницу, я увидела его статью. Судя по сложному названию, она была посвящена средневековой схоластике. Схоластика находилась вне моей компетенции, поэтому оценить, насколько глубоки познания отца, я не могла. Но зато я прочитала предшествующую статье краткую биографию автора.

«Краузенштайн Вильгельм Карлович – молодой, но необычайно талантливый ученый, кандидат наук, доцент кафедры философии института славянской письменности и литературы…»

В этом институте училась моя мама!

Далее перечислялись его научные работы, сообщалось, что он внес существенный вклад в изучение и осмысление различных аспектов… и т.д.

В других журналах, которые я стала с интересом рассматривать, тоже время от времени попадались его статьи, к которым прилагалась та же самая аннотация, с той лишь разницей, что в более поздних выпусках отец уже именовался не доцентом, а профессором; не просто талантливым, а видным ученым, и, наконец, мне попалась большая посмертная статья, как сообщалось – неоконченная, в предисловии к которой значилось, что от нас ушел светило философии, человек редчайшей одаренности и невосполнимая утрата для науки академик, член-корреспондент академии наук В.К.Краузенштайн.

На табличке над входной дверью значится «профессор», – почему-то вспомнила я. – Старая, наверно.

Как бы вскользь в статье было сказано, что отец погиб при невыясненных обстоятельствах.

Я продолжила свои исследования и вскоре наткнулась на журнал, даже, скорее, альманах, изданный в ФРГ на немецком языке. Знанием немецкого я обладаю весьма скудным, однако кое-какие отрывки смогла перевести и выяснила, что отец родился в небольшом местечке в Западной Германии, в богатой семье, принадлежащей к знатному немецкому роду; далекие предки его были чуть ли не приближенными курфюрста.

Вот это да! Вот так папу я нежданно обрела!

Называется, не было ни гроша, да вдруг алтын!

Только этот алтын почему-то очень жжет руки.

Я сложила журналы аккуратной стопкой, вернула на место и вздохнула. Аптечка так нигде и не попалась.

Я оглядела кабинет. Где бы еще поискать?..

В коридоре раздались тихие шаги. Они были едва слышны.

Но я их услышала.

Подбежала к двери и резко распахнула ее.

Выглянула наружу.

Никого.

Но дверь гостиной прикрыта, кажется, уже не так плотно…

Тревога густым потоком опять начала просачиваться внутрь, заполняя все без остатка.

Но внутренний голос снова неловко попытался списать все на мое утреннее похмелье, тяжелую ночь и буйную фантазию.

Я вернулась в спальню несолоно хлебавши. Выглянула в окно. На улице начал накрапывать дождик, который усиливался с каждой минутой.

Погода явно не для прогулок.

Да ладно бы еще погода, но нога…

Мысленно взвешивая, что лучше – хромая, брести по улице под дождем или сидеть в шикарной обстановке в тягостном состоянии, я решила избрать третий вариант: пригласить кого-нибудь в гости. Выходные я обычно проводила с подружками, Оксаной Филоновой или Альбинкой Ступниковой: мы ходили в театр или на концерты, сидели в кафешках, слонялись по городу или зависали друг у друга в гостях. Пожалуй, это удачная мысль.

Я вызвонила Оксанку, но та оказалась в пригороде у матери. Ну, что ж, значит, первой мой дворец потомка приближенных курфюрста увидит Альбинка.

Я представила, как открою ей дверь, и она рухнет на паркет при виде всей этой роскоши.

В предвкушении этой столь приятной реакции я набрала номер. Альбинка Ступникова работает в священном месте: госпитале ветеранов войн. Сегодня она должна быть в первую смену.

– Привет, Альбинон, – сказала я, услышав бодрое «Алло».

– Марта! – обрадовалась она. – А я как раз сегодня собиралась тебе позвонить. Ты не представляешь! Этот Серега…

– Это какой Серега? Водитель депутата?

– Какой водитель депутата?.. – пауза. – А-а! Ну, Марток, ты отстала от жизни.

Немудрено отстать от жизни при Альбинкином вихре страстей.