Аглая Бузылева - Заговор маски

– Отвечай! – прорычал юноша. – Ответь все добрым людям! Чтобы все знали, какая змея жила все эти годы рядом с ними!

Девушка зажмурилась, из ее глаз брызнули слезы.

– Торлейв – мой муж, – шепотом выдавила она. – Мы женились, и в церкви тоже…. Он уважительно отнесся к нашей вере.

– А как зовут твоего выродка?! – орал, нависая над ней, юноша, его красивые черты лица исказились, – какое у него имя?! Отвечай твоим братьям и сестрам! Ты его крестила, шлюха?!

Девушка затряслась.

– Пожалуйста, – зарыдала она. – Пощадите. Мы не успели… Я…. Он же малыш еще. Прошу вас! Дитя не виновато ни в чем. Если моя вина есть, простите меня. Христом богом молю! Но дитя же безвинное!

– Имя назови его! – орал загонщик в полном исступлении, толпа бесновалась. Малюта, белый как мел, посмотрел на Златогора, не в силах сказать что-либо. Златогор, вздрагивая при каждом выкрике, перевел взгляд на друга. В круглых глазах мальчика плескался ужас.

Девушка прижала к себе ребенка.

– Асольв, – выдохнула она. – Мы его так назвали… Муж выбрал имя. Но мы покрестим его! Покрестим, в церкви! Пощадите, пожалуйста! Помогите мне! Он крещеным будет!

– Покрестишь – а звать будешь как язычника! – обличал загонщик. – И ты обманываешь народ! Соседи твои все нам рассказали! Ты не только в церкви венчалась, вас еще и жрец благословлял! Кому ты молишься? Одину? Фрейе? Демонам этим скандинавским, да? А знаешь ли ты, что сказано в Писании: «Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и мамоне»!

– Пощадите! – взвыла девушка, – вы обещали меня спасти!

– Я спасу, – кивнул Загонщик, – я тебя спасу, сестра, – тебя и твое дитя, – он повернулся к толпе и промолвил торжественно, – предательница созналась. Она отрицала Бога, она согрешила с язычником и позволила его богам благословить ее союз и это дитя – плод их греха. Она попрала нашу веру, попрала заветы нашей святой матери – православной Церкви. Будем же милосердными, братья и сестры! Не позволим бедняжке, заблудшей овце и дальше погружаться в пучину греха! Согласны ли вы, братья и сестры, очистить ее? Прямо здесь, прямо сейчас, поможем ей мученичеством искупить грехи, которые вопиют перед Господом нашим?

– Нет! Нет! – завизжала девушка, – я все сделаю! Нет! Ребенок! Он ни в чем не виноват! – она вцепилась в сапог юноши, но тот пинком отбросил ее в сторону, даже не взглянув на обвиняемую.

Толпа взревела в едином безумном порыве. До помоста и несчастной девушки доносились только гул и отдельные выкрики.

– Шлюха!

– Бесовское отродье!

– Выродок!

– Очистись!

– Во имя искупления господнего!

Все вокруг нее кипело и сливалось во враждебную ей стихию, которая жаждала ее гибели. Из толпы вылетел брошенный в ее сторону комок грязи. И так полулежавшая, несчастная рухнула на помост, прикрывая телом едва пищащий кулек. Вслед за первым полетел второй, девушка, не делая попытки подняться, скорчилась на помосте. Внезапно она вскрикнула, на рубахе расплылось пятно крови: из толпы прилетел камень.

– Очистите ее, братья и сестры! – вскричал, перекрывая гул загонщик, – очиститесь и очистите себя сами через помощь ближнему своему.

Он подал знак двум другим загонщикам – и все трое спрыгнули с помоста, тут же смешавшись с толпой. Кидали они камни вместе со всеми? Или исчезли? Этого было не понять. Все вокруг слилось в единый гул и гвалт. Девушка кричала уже не переставая, кулек в ее руках больше не шевелился, и на месте головки младенца алело красное пятно.

Златогор и Малюта переглянулись, и что-то в глазах друг-друга наконец привело мальчишек в чувство. Не сговариваясь, они сорвались со своего постамента. Малюта бросился бежать, едва его ноги коснулись земли. Златогор упал на колени, на ходу поднимаясь, обдирая кожу с ладоней, он кинулся следом за другом. Задыхаясь от ужаса, они мчались вперед, оставляя позади себя вопли толпы и крик жертвы, уже переходящий в хриплый вой.

Мальчики неслись вперед не разбирая дороги и быстро потеряли направление. Несколько раз повернув не туда, они вскоре оказались в совершенно незнакомом месте. Грязный проулок, заставленный поломанными ящиками, и никого вокруг. Они остановились, пытаясь восстановить дыхание. Малюта прижался к каменной стене и, закрыв лицо руками, зарыдал. Он истерически всхлипывал, размазывая грязь по лицу, и повторял шепотом:

– Не может быть, не может быть…

Златогор, весь дрожа, опустился на один из ящиков. Про его лицу не переставая текли слезы.

– Так нельзя, – шептал он. – Так же нельзя, они же живые, так же нельзя.

Он скорчился и, сжавшись в комок, заплакал еще горше.

Малюта ожесточенно вздохнул, пытаясь успокоиться, нахмурился, подошел к Златогору и положил ему руку на плечо:

– Не надо, не плачь, – он шмыгнул носом, – если с ними такое сделали – они сами виноваты. Иначе бы загонщика камнями забросали, а не ее. Верно? Не могут же все эти люди ошибаться! И в загонщики не зря такой отбор! Они знают, что делают.

– Не знаю, – прорыдал Златогор. – Наверно… А младенец, он же еще… А у него кровь на голове.

Он вытер нос об рукав, стараясь успокоиться.

– Да, – всхлипнул он, – наверно виноваты… А мы… Надо вернуться, нас искать будут. Где мы?

В этот момент из-за высокого дощатого забора раздались шум и голоса. Малюта, открывший было рот, чтобы ответить, оглянулся:

– А это что? – от любопытства его слезы сразу высохли, он полез на ящики.

– Может, не надо? – с испугом спросил Златогор, однако последовал за старшим товарищем. – Вдруг там что… Может, лучше пойдем наших искать. Мама будет ругать…

– Мамы ничего не узнают, трусишка! – фыркнул Малюта, выглядывая поверх забора. Его глаза округлились от испуга, смешанного на сей раз с восхищением.

– Что там? – нетерпеливо прошептал Златогор, залезая на ящики рядом с Малютой. Их глазам открылся вид на большой пустырь, огороженный высоким деревянным забором. В некоторых местах, где забор был низким, он был укреплен металлическими штырями и балками.

На пустыре передвигались люди из команды Ловчих Охотника – мальчики узнали их по серым мундирах, некоторые были с копьями, некоторые держали в руках веревки и петли. Чуть поодаль стояли трое мужчин. Двое из них были в черном, одеты очень неприметно, но по тому, как уважительно обращались с ними окружающие, было понятно, что это люди, которым тут все подчинялись. Третий был священником. Задумчиво поглаживая бороду, он наблюдал за ловчими, которые выводили из большого сарая партию невиданных ранее мальчиками существ. Это были чудовища – огромного роста, с человеческим телом, однако с бычьими головами.