Алексей Мельников - Алевтина

Во дворе, у подъезда одного из многоэтажных домов собралась толпа. Кто-то опустил голову и тихо плакал, кто-то держался за голову двумя руками, кто-то достал новомодный смартфон и пытался снять происходящее на видео. Находились и те, кто ринулся помочь, но оказалось слишком поздно. Тишина, и только далекий лай бездомных собак. В такие моменты, время останавливается, и жизнь начинает поворачиваться вспять и восприниматься иначе. Все то, что уже установилось, вдруг рушится или превращается в пепел или разбивается на мелкие осколки.

Послышалась сирена. И через минуту во двор въехали машины милиции и реанимации. Толпа начала расходиться, немногим захочется давать показания. Кольцо, которое образовали любопытные соседи, потихоньку растворилось. Внутри него, показалось тело, длинные волосы расплылись вокруг головы. Бездыханное тело прекрасной молодой женщины, лежало на асфальте как-то неестественно, словно расколотая хрупкая статуэтка. На бледно-серо-голубом лице образовались капельки от покрапывающего дождя. Кожа потеряла свой естественный румянец, а глаза цвета весеннего неба, отражали ужас вызванный свободным падением с десятого этажа, только ли это отражалось в ее глазах?

Рядом с разбитым телом, сидела девочка, лет шести. Плач и хриплые выкрики разносились по всему двору: «мама, мама, прости меня, мама, прости…». Те люди, которые осмелились дать показания, сообщили, что крики девочки резали слух, что и вызвало такое скопление народа, но к приезду кареты скорой помощи, голос девочки практически пропал за тяжелым хрипом.

Реанимация забрала, то, что осталось от матери, а милиция девочку.

****

Сотрудник милиции привез девочку в больницу. Наутро, перед больницей показался автомобиль. Скрип тормозов стареньких «Жигулей» заставил пробудиться, дежурного врача.

– Доктор, что с ней? Не могу сказать.

Доктор заметно волновался.

– Вернее, я просто не знаю, что с ней. Никаких травм – проще говоря – на ней ни царапины, но я бы показал ее психотерапевту. На всякий случай.

Сидя за столом, он сложил руки, собрав пальцы в замок.

– Самочувствие тоже в норме, обычный, вполне здоровый ребенок.

Врач поднял глаза.

– Но я повторюсь: ей нужно к психотерапевту.

– Я считаю такое состояние естественно для нее, ведь девочка вчера потеряла мать, – спорил другой человек.

– Дело не только в этом. Она всю ночь кричала, то своим, то чужим голосом. Поверьте мне. Это жутко. Спросите у дежурной медсестры, она всю ночь находилась со мной в больнице и все слышала.

– Что вы хотите сказать, говоря, она кричала чужим голосом?

– Поговорите с медсестрой, я всю ночь не спал, и по-хорошему я не должен вам это все рассказывать, – сказал врач и замолчал, но через мгновение добавил: – врачебная тайна. Я буду ждать ее опекунов, если они появятся. А пока, попрошу меня простить, мне нужно отдыхать.

Глаза поднялись на часы, как на автомате, стрелки остановились на сорока пяти минутах десятого.

Дверь в кабинет закрылась. Пережить смерть матери в таком возрасте и видеть, постепенно тускнеющие родные глаза, пожалуй, что может быть страшнее.

Медсестра ни стала ничего комментировать, так же ссылаясь на тайность этой ночи.

Врач, принявший девочку, тяжело вздохнул, и голова опустилась в мягкие, вспотевшие ладони, которыми он усердно массировал виски.

Петли на двери скрипнули. В пространстве между косяками показалось молодое личико с волосами, стянутыми хвостиком сзади.

– Я дам вам два дня отгула, вы можете идти домой, сегодня постараюсь отдежурить один, – не поднимая глаз, промолвил врач. Он знал, что зашла медсестра, стерпевшая кошмары ночи, стерпевшая страдания ребенка. Он мужчина, ему придется стерпеть еще одну ночь, притом совершенно одному.

****

– Что это значит? Какой отец? Да мне наплевать какие документы он показывал, – кричал офицер, – вы понимаете, что вы натворили?

Врач стоял, опустив голову. Он уже понимал, что его и сотрудника, который привел девчонку, сделали крайними в этой сложной ситуации. Но врач не мог не отпустить девочку, очень влиятельные люди к нему сегодня заходили. Обещали не трогать его семью. Пообещали спокойную жизнь за его молчание. Но самым главным стало:

– Я ее боюсь.

– Вы испугались шестилетнюю девочку?

Выражение врача заставило развернуться сотрудника. Он стоял, опустив смиренно голову, словно ребенок и его ругают за совершенную им пакость.

– Простите, по-другому никак нельзя.

Офицер толкнул ногой со всего маху табурет, мирно стоявший перед ним. Тот нарушил тишину, звонко треснувшись о бетонный пол. Потом наступила опять тишина. В голове одного и второго творился кошмар. Будут увольнения, возможно даже суды. Сотрудник не успел приехать, а врач не мог иначе. Когда тебе угрожают здоровьем твоей семьи, приходится принимать решения быстрее обычного. У доктора тоже дочь и сын, он не мог рисковать их жизнями. Ждать разрешения, значит подвергать их большой опасности.

– Вам придется проехать со мной, – закончил офицер, – и описать приметы ее отца. Иначе у меня для вас плохие новости.

Офицер надел наручники на человека в белоснежном халате и аккуратно усадил в машину с синими полосками по бокам. Их встречало солнечное утро, слепящее летними лучами. Проникая, через лобовое стекло, старых служебных «Жигулей» девяносто третьего года. Люди в машине еще не представляли, что их ждет по приезду в отдел.

На кухне пел старый приемник, пел он ужасно, но его спасал голос молодой женщины. На сковородке шкварчал обед и по всей квартире распространился запах жареной курицы с овощами. Любимое блюдо маленькой Маши. Ее мама приоткрыла форточку, лицо обхватил еще немного колючий ветер и его весенний запах оттаявшей земли и молодых ручейков. Тишина, рука сама собой потянулась, чтобы выключить старый бабушкин приемник. Надоел. Тишина и только шипение белого мяса в окружении ломтиков помидора.

– Мааама, мамочка… – как гром среди ясного неба разрывалось из комнаты, где мирно и тихо играла Маша.

Женщина побежала, оставив включенным газ, и ударившись ногой о стол, пронеслась через всю квартиру.

Детская комната, вокруг аккуратно разложены куклы одна напротив другой. Любимая кукла дочери лежала немного в стороне, повалившись на бок. Девочка стояла в метре от нее, держась за голову маленькими ручками, на щеках были растерты слезы, а перед ней была лужа, напоминающая завтрак. Ступор овладел матерью на несколько секунд от увиденной общей картины, присмотревшись, она увидела полупереваренный завтра и на платьице девочки, а потом и на лице у любимой куклы. Рука дернулась, чтобы прикрыть рот от порывающегося рефлекса, женщина сдержалась.