Елена Ромашова - Interzone

– Алло?

– Иза! – Орет он неожиданно.

Я дергаюсь от динамика в мобильном:

– Вот дерьмо!

– Иза, ты меня слышишь?

– Да! Я тут.

– Я наслышан, что ты сделала на кастинге для KIZ, и я должен тебя отчитать! Ты о чем думала? Это тебе не улица, не подворотня, чтобы вести себя так с кастинг-группой, будто ты звезда! Дорогая моя, даже звезды себе такого не позволяют!

Повисает пауза. Я ощущала, как на затылке взъерошились маленькие волоски, как горячо стало щекам. Это был стыд. Неприкрытый чистый детский стыд, забытый и стертый жизнью. Меня отчитывали, как в детстве.И было чертовски сейчас неуютно быть самой собой.

– Я… Нортон… Я думала…

– Я не знаю, чем ты думала, но, – он замер, а затем неожиданно гаркнул. – Получилось! Сработало! Даже больше!

– Что? Я прошла кастинг?

– Нет! О KIZ ты можешь забыть! Но там был Джеймс Монтгомери – он был директором по маркетингу до сегодняшнего дня. Оказывается, он давно планировал смыться из KIZ. И вот сегодня утром был звонок: он стал содиректором Тадеско Рици! Они полностью меняют бренд-стратегию! Им нужен кто-то, как ты, Иза! Ты понимаешь? Они просят тебя стать лицом бренда!

Он визжал мне в ухо, а я не понимала. Тадеско Рици… Я не припомню такого дома. И всё так быстро! Вчера еще некто был директором по маркентингу, а сегодня уже содиректор.

– Круто! Это классная новость! – Пытаюсь изобразить радость.

– Приезжай сегодня к шести в офис. Он улучил минутку для тебя. Хочет еще раз на тебя посмотреть.

Твою мать! Я мысленно прокладываю путь отсюда до дома, там мой рюкзак с книгой и туфлями, а затем до офиса. И надо это делать бегом!

– Хорошо. Буду.

Разговор резко обрывается, как и начинался. Я в полном замешательстве.

– Таня, ты слышала о бренде Тадеско Рици?

– Нет. – Но тут же достает телефон и приказывает Сири найти информацию. Мелодичный угодливый голос программы тут же выдает информацию: «Люксовый итальянский бренд, основанный в 97-м году Тадеско Рици. В 2005 права выкупил Limbus Group и пригласил дизайнера Такеши Тору, который до этого сотрудничал с такими домами как Prada, Jil Sander и Dolce & Gabbana».

Ссылка на новость, что у Тадеско Рици появился содиректор, шла чуть ли не первой. Сухо изложено, что Limbus Group поставил в управление Джеймса Монтгомери, который до этого был директором по маркетингу в KIZ. Что компания меняет «характер» линии одежды, и теперь станет более «минималистичной», «агрессивной», «вдохновленной новыми амазонками, 90-ми и рок-культурой».

Поняв, что это мне ничего не дает, я вслух посылаю всё куда подальше. И какая мне разница? Ведь я же получу деньги и контракт! Если только поспешу…

Я вваливаюсь в офис, даже не заметив табачного дыма у лифта. Одежда на мне взмокла от бега, бесящие меня зеркальные буквы агентства показывают мои красные щеки и растрепанные волосы. Себя бы привести в порядок, но времени нет. Хотя им нужна я, вот пускай и получат. Толкнув дверь, я пулей проношусь по залу, мимо стенда с карточками и других агентов, к столу Нортона. Он сидит на своем вращающемся стуле, обращен к окну.

– А! Вот и наша Иза! – Восклицает он, и я тут же читаю негодование в его глазах.

Я дышу, как астматик. Шутка ли пролететь половину Нью-Йорка?!

– Вы просили – я пришла. – Еле выдавливаю из себя.

У Нортона чуть глаза не выпадают от моей наглости.

– Вы устали. Отдышитесь… – Доносится знакомый баритон со стороны окна.

Я оборачиваюсь и вижу его – того самого мужчину, который спросил, чем я отличаюсь от остальных моделей – Джеймс Монтгомери.

– Здравствуйте, Изабель Ханге. Видите, я запомнил вас. А вы меня? Я теперь отличаюсь от остальных директоров?

Кажется, что я онемела и попала под гипноз. Теперь он стал более… детальным. Его голос звучит гуще и приятней, линия бровей четче, вообще, лицо Монтгомери в этом освещении видется острым, рельефным и запоминающимся. Я даже разглядела родинку на подбородке. Пока он говорит, я бесстыдно разглядываю его лицо и не могу понять: нравится он мне или нет. Джеймс Монтгомери был незнаком, но этот взгляд карих глаз, интонации, телосложение, будто из забытого сна – что-то родимое, что-то уютное. Даже что-то некогда любимое…

– Она может пройтись для вас. Ты взяла туфли?

Я киваю. Нортон достает пачку влажных салфеток для меня, желая скорее меня отогнать от Джеймса, чтобы привела себя в порядок.

– Не надо! Я все видел. У Изабель хорошая походка. Но не она мне понравилась. Мне понравилась ее дерзость и целеустремленность. – Я покосилась на него из-под завесы своих волос. – Но вы тихая сегодня… Я ошибся в вас?

– Вы не бежали через весь Нью-Йорк на своих двух. – Бурчу я.

Но он улыбается в ответ.

– Нет, не бежал, я делал подкоп. – Он засмеялся на свою же шутку, и Нортон подхватил смех.

Я ничего не поняла.

– С сегодняшнего утра, я содиректор дома Тадеско Рици. Слышали о таком?

– Да. – Вру я.

– Мы меняем концепцию бренда. Мы хотим создавать что-то более молодежное, дерзкое, целеустремленное. Одежду для таких, как вы, Иза.

– Кто, сломя голову, будет бежать пол-Нью-Йорка?

Он улыбается и делает щелчок пальцами.

– Именно! Вы мне очень понравились. Я планирую собрать группу из моделей, которые будут лицами, характером бренда. Попытаться сделать что-то на грани Виктории Сикрет, но как Эди Слиман для YSL или Рустен для Balmain.

Нортон тут же поддакивает с видом знатока. Я же не понимаю.

– Вы хотите продавать нижнее белье?

Мой вопрос их смешит.

– Нет! Виктория Сикрет делает своих моделями звездами. Я хочу сделать пиар-компанию не для одежды, а для своих моделей. Сделать тебя звездой. А ты будешь продавать одежду от Тадеско Рици своим поклонникам.

– А не проще ли взять уже раскрученную звезду?

– Проще! Но не интересно. Так делают все. К тому же звезда не заинтересована в своем успехе, она заинтересована в своем гонораре. А тут вы будете заинтересованы в продвижении себя и в продаже одежды, потому что это будет приносить вам деньги.

Я задумываюсь:

– Но вдруг кто-то из ваших моделей сбежит? Или ее перекупят?

– А для этого я заключу с вами контракт.

Вот оно что! Сделка с дьяволом. Логично! Я могу представить масштабы.

– А если я не стану звездой… Вы с меня последнюю шкуру снимете?

– Станешь. – Он произнес это так твердо, что я удивляюсь.

Это не типичная фраза для модельного бизнеса. Обычно потом идет «но», и самое трудное и важно говорится после.

Но (!) он не сказал.

Я смотрю на Монтгомери: он полусидит на подоконнике. Свет из окна бьет из-за него, делая его лицо и фигуру почти черной. На мгновение кажется, что есть только эти золотые слепящие лучи закатного солнца и мужская фигура, которая стоит напротив.

Так изображают святых…

Мое тело уставшее, застывшее, нечувствительное, будто я начала терять способность гравитации. Я бестелесная, лишь только глаза, которые смотрят на умиротворяющую фигуру мужчины у окна. Забытый сон… «Кэтрин, ты меня слышишь?»