Жанна Ложникова - С уважением, Барристер Джеймс Уолкотт

Лера бросила тряпку, выглянула в прихожую:

– А, Ева!

– Ну, зову, зову – не дозовусь! Чего гостей-то не встречаешь? Убираешься.

– Конечно, суббота ведь, а ты как всегда в неурочный день, – Лера выключила плиту, убрала чайник, – ничего тебя дома не держит.

– Чему держать-то, мой-то на вахте, Ленка с Танькой у стариков, – Ева разулась и повесила шубку чёрного меха, – а ты, я гляжу, уже и чаёк заварила, ждёшь меня.

– Ещё бы, проходи.

Сели за маленький стол с овальной крышкой обтянутой клеёнкой в клеточку.

– Ну, а твой-то где? – Ева достала из пакетика печенье и окунула его в кружку с горячим чаем.

– В лесу.

– Он тебе что-нибудь из леса-то привозит?

– Грязную одежду только, – улыбнулась Лера.

Ева засмеялась, откусила половинку печенья.

– Нет, ну было один раз, рыбу привозил, другой уточку.

– Вот, хоть какая-то польза!

– Ну зачем ты так говоришь, он ведь работает.

– За семь-то тысяч! Не смеши меня! Вот мой – работает!

– Ага, работает, и шубки тебе дарит…

– Да, дарит, а тебе твой, что последний раз подарил?

– Себя, – вздохнула Лера, вспомнив, как это было давно.

– Да-а-а, оригинальный подарок, – Ева задумалась. – Слушай, а давай я тебе погадаю!

– Зачем?

– Как зачем? Как зачем?! А вдруг что интересненькое выпадет! Есть у тебя карты?

– Какие?

– Ну, Леруся, ну не смеши меня!

– Нет, нету…

– Вы что со своим в «дурачка» не играете?

– Играем, только без карт: когда он меня дурачит, когда я его, – улыбнулась Лера.

Ева засмеялась, широко раскрыв рот и всплеснув тонкими кистями. Но подруга вдруг шикнула на неё.

– Ты чего?

– Тс, слышишь, кто-то идёт, – прошептала побелевшая вдруг Лера.

Действительно в прихожей кто-то громко топал сапогами.

– Мужчина будто, – выдохнула Ева.

– Сюда идёт!..

Шаги раздались на кухне, но никого не было видно, у девушек мурашки пробежали по коже. Кто-то невидимый остановился у печи – печь была старая русская, так что на ней можно было и лежать. Потянуло табаком.

– Точно, мужик, – шепнула Ева подруге в самое ухо, та вздрогнула и, вцепившись в руку Евы, повлекла последнюю в другую комнату. Там, отдышавшись, присев на кровать, не выпуская руки подруги, Лера рассказала о странностях, происходивших вчера, едва возвышая голос до полушёпота.

– Я боюсь здесь оставаться одна, может, ты останешься ночевать у меня сегодня, – взмолилась она, – твой же всё равно на вахте, а?

– Э, не, подруга, ты что, – Ева пыталась освободить руку, – я тут поседею с тобой от страха, не-не-не, сама как-нибудь!..

– Ты эгоистка, – заключила Лера, с опаской оглядываясь на дверной проём кухни и выпуская руку подруги.

– Ну ладно, ну не обижайся, – Ева присела рядом и обняла подругу за плечи. – Ты не думала, может это знак какой? Кто до вас в этом доме жил?

– Ну откуда ж мне знать-то! Вот он лежит там, на печи, развалился и покуривает – мне оно надо такое чудо, а? – Лера чуть не плакала.

– Хорошо хоть не душит, – перекрестилась Ева.

– Угу…

– Ну хочешь, давай у меня переночуешь, мои всё равно у бабушки.

– Правда?

– А то! Заодно и у меня подберёмся – вместе-то оно веселее! Давай, собирайся!

– А у меня?

– Так ты пыль протёрла?

– Ну…

– Постель поменяла?

– Ну да, но…

– Ну так что ещё? Кто тебе грязнил-то тут? Это у меня табор – я понимаю, а у тебя, – Ева махнула рукой. – Давай, собирайся.

5

Темно. Чёрный, липкий воздух теснился в охотничьей избушке как в воздушном шаре. Мишка достал зажигалку – пламя осветило его лицо, руку; нашёл свечу на небольшом грубо тёсаном почерневшем от времени столе, сел на лавку. Было тихо, тихо и холодно, по бревенчатым стенам плясали блики, и Мишкина тень то дорастала до низенького потолка, то падала ниц.

Немного помедлив, будто прислушиваясь, Мишка достал из внутреннего кармана куртки узкий конверт, надписанный машинописным шрифтом, рассмотрел внимательно ничего не говорящие о личности писавшего печатные буквы, убедился, что письмо действительно адресовано ему.

Свеча щёлкнула – Мишка вздрогнул и вскрыл конверт. На плотном желтоватом листе ровно и правильно, строчка за строчкой, всё тем же шрифтом красовались печатные буквы, вот только что-то было не так – за этой бездушной правильностью скрывались ломаные выражения, пропущенные буквы, перевёрнутые фразы, будто писал иностранец, плохо владеющий русским.

Мишка усмехнулся: никто никогда не писал, а тут, на тебе, письмо от иностранца, и не откуда-нибудь – из Испании! Кто там о нём вспомнил в этой Испании? Да и кому было вспоминать?

Свеча снова щёлкнула, напоминая о близости конца. Пламя вытянулось – стало светлее. Мишка принялся читать. Письмо было от некоего Джеймса Уолкотта, адвоката Майкла Лупикова погибшего в автокатастрофе вместе с женой и ребёнком. Он писал, что связался с Мишкой по вопросу родства с покойным его клиентом, так как тот оставил после себя наследство «которая представляет собой сумму ценится € 7.500.000.00 (7500000 евро)». Мишка несколько раз пробежал эту строчку глазами. Джеймс уверял, что при благоприятном исходе дел эта сумма будет переведена на Мишкин счёт в любом банке России «на пользу нам обоим» и просил отправить ответ как можно скорее по электронной почте.

Мишка ещё раз внимательно прочитал письмо, насупился, сложил его в конверт, достал сигарету; снова вспыхнул огонёк зажигалки, и парень запыхтел, выпуская клубы дыма, вглядываясь в основу пламени пожирающего свечу.

6

Ещё издали Мишка заметил жену, сидящую на завалинке, в доме горел свет.

– Ты чего? – спросил он Леру, вглядываясь сквозь пелену сумерек в её черты.

– Тебя жду…

– Почему здесь?

Она опустила глаза.

– А что, у нас гости? – Мишка махнул на окно, в котором сквозь цветную штору явно вырисовывался силуэт мужчины, спокойно передвигавшегося по дому.

Лера вскочила и прижалась к мужу с ужасом глядя на окна:

– Там никого-никого нет!

– Успокойся, – Мишка обнял её и только теперь заметил, что она едва одета, – Да ты околеешь! А ну пойдём домой, – подхватил её на руки.

– Нет, там он, призрак! – она засучила ногами.

– А плевать я на него хотел, – буркнул Мишка уже в сенях.

В доме действительно никого не было, но пахло так, будто курило человек десять весь день.

– Даже мне в доме курить нельзя! – заворчал Мишка, открывая форточки.

– Миша…

– Чего?

– Ты меня на пол поставь, глядишь, тебе сподручней будет.

– А? А мне и не тяжело. Своя ноша она, знаешь…

– Знаю-знаю, – улыбнулась Лера. – А я вчера у Евки ночевала.

– Это почему?

– Ну ты меня одну-то оставил, а этот самый пришёл, улёгся на печи и выкурил…

– Выкурил, значит, – Мишка аккуратно опустил жену на кровать, снял с её маленьких ножек валенки, – валенки-то на босу ногу надела, – покачал головой, спрятал Леркины стопы в ладонях.