Виктор Семёнов - Рассветы над Вавилоном

– А мы что, ее планы знаем? – мгновенно отреагировал Давид. – Карина вон тоже жива-здорова, сидит кроссовки свои рассматривает, хотя в помещениях принято разуваться. Может, у Виктории Викторовны и не было планов по устранению! Мы же не знаем. Пока.

– Не знаем, – согласился Артур.

– Мне можно стаканчик скотча? – не сдавался студент.

– Можно, – разрешил Буров, – возьми в баре бокал. Два, слышишь, два возьми.

Глеб вытащил из бара бокалы, поставил на стол, а Давид быстро наполнил их виски. Студент схватил свой и отошел в угол гостиной, видимо, не до конца поверив в свое счастье, а Буров поставил второй перед Кариной и повторил вопрос, который уже пытался задать ей некоторое время назад:

– Карина, ты когда-нибудь пробовала двадцатилетний шотландский скотч?

Та упорно молчала, рассматривая кроссовки.

– Выпей, – спокойно гнул свою линию Давид, – чуть полегче будет. Знаю, двадцати одного тебе нет, но я бывший полицейский, Артур тоже, поэтому под нашим присмотром – можно.

Тем временем в гостиную подтянулась и Валя. Буров на секунду отвлекся от Карины, рассматривая прическу Валентины, а Фатахова вдруг схватила бокал с огненной водой и, в два глотка осушив его, поставила обратно на стол. Давид молча покосился на Карину, а Рейнгольд пробормотал в ее сторону:

– Лучше помаленьку, детонька.

Буров потянулся к бутылке – там оставалось еще немного скотча – и чуть-чуть освежил свой стакан и стакан Артура, а остатки вылил Карине.

– Ты, Кариныч, действительно, давай потихонечку. Слушай дядю Арчи. Более известного как Артура Рейнгольда. Он мужик головастый, хотя внешне и не скажешь.

Буров критически осмотрел Артура.

– А что тебя в моем внешнем виде не устраивает? – ухмыльнулся тот.

– Какой-то ты несуразный. Неопрятный.

– Ох, извините, пожалуйста, – иронично пропел Рейнгольд.

Карина тем временем сделала еще один глоток, поменьше, и, поставив бокал обратно, вдруг произнесла громко, четко и ясно, вызвав тем самым всеобщее внимание:

– Это из-за меня все. Я виновата. Думала часто: чтоб ты сдох! Прямо так и думала. Он меня на вечеринку не пускает, так от злости лопалась. Сижу у себя и бешусь: лучше уж сиротой быть круглой, чем под такой вот опекой. Ну вот, а теперь сирота почти. Из-за меня все! Я виновата.

Буров, улыбаясь, посмотрел на нее.

– Кариныч, ты действительно очень влиятельная персона, но не приписывай себе лишку. Я думаю, здесь-то как раз все и наоборот. Давай отталкиваться от фактов. Папа твой жив, хотя на данный момент и без сознания в больнице лежит. Но жив. Бог – он сильнее дьявола. А любовь – она сильнее ненависти. Папа твой жив, а это значит, что твоя любовь – она сильнее этих дурацких эмоций. И никакая ты не сирота. Понимаешь? Ну какая же ты сирота при живых матери и отце? Пусть одна и неизвестно где, а второй пока еще без сознания под капельницами.

Карина молча сделала глоток виски. В повисшую над гостиной тишину вновь вмешался студент. Он спросил, аккуратно опуская свой опустевший бокал на стол:

– А еще есть?

И тут вспыхнула Валентина.

– Ты что, Глебка, нажраться решил? Зачем? Страх приглушить? Все-таки думаешь совершить первое перемещение через вертушку? Хочешь довести себя до состояния амебы? Чтобы не так страшно было?

– Что ты разоралась? – попытался урезонить девушку студент. – От двух бокалов хорошего скотча еще никто во Вселенной в амебу не превращался!

– Ты что, никогда не перемещался? – вцепился в информацию Буров.

– Никогда… – с показной усталостью ответил Глеб.

– Почему? – спросил Давид, сверля его темными от виски глазами.

– Налейте еще стаканчик – расскажу!

– Тьфу ты! – фыркнула Валя. – У него дядя исчез, не добравшись до Сингапура. И он дрейфит. Думает, что и его засосет.

Буров встал и молча направился к бару. Вынул оттуда девственную в своей полноте бутылку такого же скотча, открыл ее и наполнил бокал студента.

– Дядя, говоришь? – спросил Давид, протягивая Глебу алкоголь. – Родной брат твоего отца? Василевич?

– Откуда вы знаете?

– Так ты же фамилию называл.

– Свою, – парень отхлебнул виски, – не дядину.

– Да. Но дядина есть у меня в списках. Фамилия красивая, белорусская. Не очень-то редкая. Поэтому я и помалкивал до поры.

– В каких еще списках? – не понял Глеб.

– В списках потеряшек, – улыбаясь, ответил Буров, – лостменов.

– А вы-то здесь при чем?

– А я, мой юный друг, тот, кого государство наняло, чтобы найти этих вот самых лостменов.

Над гостиной некоторое время повисело тягостно-удивленное молчание. Затем обязанности спикера вновь взял на себя Давид.

– Причем не просто наняло, а еще взяло подписку о неразглашении, так что теперь и вы должны хранить государственную тайну. А еще получаете официальный статус моих помощников и информаторов. Иначе говоря, дорогие мои, преклоните колени, я посвящаю вас в рыцари.

Хмурое молчание продолжало витать над комнатой. Через пару минут его прервал немного захмелевший Глеб:

– Мне кажется, я видел его. Как будто привидение какое-то.

– Кого? – спросил Рейнгольд, разглядывая свой стакан.

– Дядю.

На этом месте Буров закашлялся от попавшего не в то горло виски. Затем переспросил:

– Кого?

– Дядю. Только он как-то совсем изменился. Как привидение, говорю. А может, не он.

– Где?

– В Нариме. Когда в такси садились. Он пешком куда-то топал. С портфелем. А может, не он все-таки. Даже точно не он! Показалось.

– Нет, не показалось, – серьезно ответил Давид, глядя на улыбнувшегося после этой реплики Артура.

– Над чем смеешься? – обратился он к Рейнгольду.

Тот отхлебнул виски, а Глеб возмущенно уставился на Бурова.

– Это почему вы так уверены? Я видел человека, слегка смахивающего на моего пропавшего давным-давно дядю, и вовсе не могу гарантировать, что это он, а вы так безапелляционно утверждаете…

– Его поэтому и наняли, – продолжал улыбаться Артур. – У него талант поисковика. Мощный. И там, где зацепок никаких нет, ему тут же начинает благоволить удача. Был свидетелем.

– Дядя Арчи, прекращай свою демагогию. Я вас поздравляю, леди и джентльмены, мы снова едем в чудный город Нарим. В эту жемчужину русской архитектуры. В город демонов, стекла и бетона. В город-сказку…

– Хватит, а? – прервал его Рейнгольд. – Сам-то что демагогию развел? Кто едет? И когда?

– Завтра утром. Сегодня – отдых. А кто едет? Хороший вопрос. Отвечу так. Кариныч, ты поедешь потому, что у меня обязательства перед твоим отцом. Правда, предполагалось, что я буду сопровождать тебя в твоих исканиях, но, видишь ли, получается наоборот. К тому же что-то подсказывает мне, что ты еще внесешь свой вклад в эту непростую, на первый взгляд, задачу. Глеб, ты поедешь потому, что никто лучше тебя не опознает твоего утерянного родственника, когда мы найдем его. Арчи, ты должен ехать потому, что, возможно, я не смогу следить за Кариной все двадцать четыре часа в сутки. И тут мне очень даже пригодится твой профессионализм. К тому же это твои прямые должностные обязанности. Гариф в больнице как, нормально охраняется?