Виталий Бабенко - Чикчарни

— Сделано очень чисто, — подтвердил Эдик глухим голосом из-под покрывала. — Это не видеотрюк. И не монтаж. Что-то иное. По-моему, я начинаю догадываться… Ты говори, говори…

Пленник я или нет? Этот вопрос тоже занимал меня. С одной стороны, меня вроде бы не охраняли, что вполне объяснимо: видеомонетка, по замыслу стратегов АрмКо, должна была держать меня лучше всяких цепей. Но с другой стороны, надзор вполне мог быть незримым и весьма жестким. Так это или нет — следовало проверить экспериментально.

Солнце уже ушло в воды Гольфстрима. Золотые перья облаков на глазах розовели и наливались алым. По мере угасания дня все больше светлело поляризованное стекло-хамелеон моей камеры. Если я и был пленником, то пленником обеспеченным. Около двадцати двух часов ко мне вошел здоровенный мулат с подносом в руках — принес отменный ужин, включавший салат из ракушек, вареных береговых крабов, бананы, сочные плоды манго…

Наевшись от души, я лег и уговорил себя заснуть, не забыв поставить свои внутренние часы на пять утра. Ночь прошла без приключений — по крайней мере я ничего не слышал. А ровно в пять я был уже на ногах. Можно было конечно же запрограммировать комп, чтобы он сыграл роль будильника, но я привык полагаться на тренированного «сторожа» в собственном сознании.

Сделал интенсивную зарядку, бесшумно размялся, облился водой в тесном душе за пластиковой ширмой, оделся. Проверил карманы: деньги, документы на месте. Комп — главное — при мне. Судя по состоянию «секретки», ночью его никто не трогал. Я выщелкнул монетку и положил ее отдельно в потайной — на мертвой «липучке» — карман брюк. Так, ну что ж, вперед! Выглянул в коридор. Пусто. Прошел в холл, где вчера встретился со старым знакомым Олавом и двумя выходцами с того света Мертой и Осгудом. Тоже пусто. Толкнул входную дверь. Хм! Не заперто. Осторожно-осторожно, стараясь издавать звуков не больше, чем тень Петера Шлемиля, я выскользнул на улицу. Ни души.

Утро было чудесное. Легкий свежий ветер дул с моря, солнце, омытое за ночь Гольфстримом и прочими водами океана, сияло как тысячелепестковая дантовская роза. По обочинам улицы горели, не сгорая, ярко-красные костры царских делониксов — поразительных деревьев, придающих неповторимую красоту здешней флоре.

Крадучись я обошел вокруг дома. Опять-таки никого. Краем глаза я уловил какое-то движение. Медленно повернул голову. На втором этаже кубического здания за просветленным зеркальным стеклом стоял Аллан и отчаянно жестикулировал, привлекая мое внимание. Уловив, что я смотрю на него, он стал бешено тыкать правой рукой в сторону моря, размахивая левой таким образом, словно бы изгоняя бесов. Затем опустил руки и навалился на стекло. Огромная плоскость дрогнула, зеркальное изображение на ней поехало вниз.

Я все понял. Аллан догадался, как открыть окно, и что-то высмотрел на берегу. Я медленно отошел в сторону от дома, но, как только продрался сквозь живую изгородь из цезальпинии красивейшей, со всех ног помчался к воде. На берегу я обернулся и увидел эффектную картинку, которая намертво отпечаталась у меня в памяти: черный провал в ряду зеркальных окон второго этажа — видимо рама проворачивалась на центральной горизонтальной оси — и вытянутый в струну Аллан со вскинутыми руками, застывший в воздуху в трех метрах от земли.

Так. Пляж. Волнение нулевое. Начинается прилив. Пустынно. Две фигуры у кромки воды. Что имел в виду Аллан? Ага, в сорока метрах от меня на песке лежит «содьяк» — маневренная надувная лодка с мощным мотором. Между «содьяком» и водой — еще метров двадцать. Две фигуры парень и девушка, купающиеся голышом в утренней прохладной воде, видимо, хозяева лодки. Молодые крепкие тела. Брызги. Адам и Ева. Красиво. Только мне сейчас не до любования изящным. Я что было силы тащу «содьяк» к пенной кромке, толкаю его в сторону прибоя, волоку, разбивая волны, первые метры — отмель.

«Не обломать бы винт». — Впрыгиваю и запускаю мотор. Реакция у парочки отменная. Нисколько не робея, словно еще не отведав плода с древа познания добра и зла, они бросаются к «содьяку», крича разное: Адам — «'Л килл ю!» (Убью тебя!), Ева — то ли «Робби» (Имя), то ли «роббри» (грабеж).

Да, все правильно: мои действия можно квалифицировать только как грабеж. Но иного выхода у нас нет. Я могу уйти сразу же, однако Аллан — он уже миновал живую изгородь — еще в полусотне шагов от меня. Кто быстрее?

Адам и Ева сталкиваются с Алланом на самой кромке воды. Библейский канон нарушен: сцена явно не из райской жизни. Девушка вцепляется Аллану в волосы, а парень бьет под дых. К счастью для Аллана, промахивается. Впрочем, теперь я понимаю, что Аллан просто не пропустил удар. Сейчас, когда я знаю, кто такой Бетел, я осознаю, каких трудов стоило ему не проявить боевое искусство. Выдержка взяла верх, иначе прокол был бы очевидный: по сценарию начальников Аллана студент-пацифист и профессиональная рукопашная — понятия несовместимые.

Аллан просто отшвырнул парня, дернулся что было мочи (в руках у девушки наверняка остался клок волос), крутанулся на месте, хлестко и очень неджентльменски шлепнул Еву по мягкому месту, нанес встающему из воды Адаму удар раскрытой ладонью — внешне неумелый, но, как я позже понял, достаточно ослепляющий — и в два прыжка догнал «содьяк».

Мотор взревел — мы ринулись прочь от берега. Я сразу же заметил, что пальцы обеих рук Аллана в свежей и засохшей крови, ногти сорваны.

— Что это? — кивнул я на его руки.

— Пустяки. — Аллан остервенело мотнул головой и сплюнул за борт. — Всю ночь отколупывал шурупы. Раму прикрутили намертво, сс-собаки…

— Эк ты ее, — поддел я Аллана, намекая жестом на его неделикатное обхождение с юной девой.

— Сука! — рявкнул Бетел, поглаживая рукой правую сторону черепа. — Половину волос вырвала!

Кроме криков Адама и Евы на пляже, других звуков до нас не доносилось. Берег с пламенеющими делониксами медленно отступал вдаль…

Впереди — в сотне метров — по воде шла белая полоса. Рифы! Я никудышный мореход. Аллан, судя по всему, тоже. Острые кинжалы кораллов наверняка исполосовали бы нашу лодчонку, если бы не начавшийся прилив. Уровень воды поднялся настолько, что легкий «содьяк» смог проскочить над рифом — считанные сантиметры отделили наше днище от гребня мощного известнякового барьера, выстроенного невзрачными полипами. Впрочем, может быть, все дело было не в приливе, а в чикчарни, который решил сменить гнев на милость и перейти на нашу сторону.

В «содьяке» лежал какой-то сверток из плотной ткани. Я развернул его. По синтетическому днищу лодчонки рассыпались сотни полиэтиленовых пакетиков с белым кристаллическим порошком. Вот оно что! Наркотики. Библейская ситуация оказалась вывернутой наизнанку. Адам и Ева в роли змеев-искусителей — можно ли при думать более извращенный сюжет?