Павел Багряк - Фирма приключений. Научно-фантастический роман

— Имей в виду, Дэвид, никаких разоблачений я делать не буду! Я буду молчать!

— Ну и молчи, — покорно согласился Гард. — Я выйду к ним, расскажу, что знаю, потом выведу Аль Почино, а потом и тебя. Остальное — твое дело! Не я же буду стоять перед этой оравой! — Он кивнул на Честера, в этот момент сидящего в кресле и смолящего сигарету за сигаретой. — Ты будешь стоять! Но имей в виду и ты, дорогой Рольф Бейли, пресс-конференция — страшное дело: недоберешь — тебя съедят; переберешь — сам подавишься. Вот и ищи середину! Я так говорю, Фред?

За пять минут до начала во Дворце правосудия скрыто появилась Дина Ланн, сопровождаемая инспектором Таратурой, это тоже было запрограммировано комиссаром Гардом и должно было послужить сюрпризом для всех, в том числе для генерала Дорона и даже для Честера. Вновь прибывшие быстро проследовали в комнату, находящуюся рядом с теми двумя, где были Гард с Бейли и Честером и Мартенс с Аль Почино. В этой комнате, как и в других, были установлены телеэкраны, поэтому все, что происходило в Большом зале во время пресс-конференции, можно было слышать и видеть.

За пять минут до назначенного срока пресс-конференции Гард в полном одиночестве появился перед сгорающей от нетерпения толпой журналистов, завладевшей каждым миллиметром Большого зала. Взяв в руки микрофон, он обвел присутствующих веселым взглядом, улыбнулся своей обаятельной и обезоруживающей улыбкой, доступной только киноактерам, да и то не всем, а истинно талантливым, и вдруг сказал:

— Господа, прежде всего прошу вас покинуть помещение!

Что тут началось! Поднялся такой топот и свист, что Гард понял: останавливать шабаш — то же самое, что останавливать всемирный потоп. Он терпеливо ждал, пока возмущение и недоумение присутствующих сами себя исчерпают, а потом, уловив некоторый спад энергии и не снимая с лица той же улыбки, миролюбиво добавил:

— И не волнуйтесь, вас через пять минут пригласят обратно! Но! Обращаюсь к тем, кто случайно захватил с собой кольты, вальтеры, винчестеры, легкие и тяжелые пулеметы, в том числе пулемет «максим», гаубицы, мортиры и небольшие атомные бомбы: сдайте, пожалуйста, все это добро в окошечки номер пять и шесть! И не подвергайте себя конфузу, возвращаясь назад через установленный при главном входе турникет… Прошу прощения, господа, но эту меру я вынужден принять ввиду чрезвычайной исключительности события и, кроме того, чтобы добавить перца в наши отношения!

Ропот, по мере того как говорил Гард, постепенно стихал и перешел в общее веселье. Публика зааплодировала и потянулась к выходу, движимая, главным образом, любопытством: кто что сдаст в окошки номер пять и шесть и кто потом на чем засыплется в турникете.

Когда все вышли из Большого зала, с десяток полицейских быстро обследовали помещение — правда, безрезультатно, — затем заперли все двери, кроме одной, в которой и был установлен турникет наподобие тех, через которые во всем мире стали пропускать пассажиров в самолеты после известных событий с захватами и угонами авиалайнеров. Журналисты потянулись назад, а Гарду передали короткую записку от полицейских из окошек номер пять и шесть: получено семь предметов, относящихся к огнестрельному оружию, двадцать четыре предмета — к холодному, а один шутник сдал медальон с цианистым калием.

Турникет, пока через него возвращались в конференц-зал люди, ни разу не пикнул, и в душе у Гарда тоже не прозвучал сигнал тревоги: все шло как по маслу, и можно было, кажется, помолясь, начинать.

— Я рад приветствовать обезоруженную аудиторию, — сказал в микрофон Гард, и зал ответил ему добродушным смехом. Контакт был. — Выслушайте для начала краткое сообщение, — продолжал комиссар. — Не так давно в нашем городе произошло убийство антиквара Мишеля Пикколи, относящееся к числу преступлений, совершенных в «закрытой комнате», — надеюсь, вам не надо объяснять, что это значит. Убийца найден, сейчас он предстанет перед вами, его имя Аль Почино. — Гард сделал паузу и оглядел притихший зал. Он обратил внимание при этом, что, ведя прямую трансляцию, работали семь из восьми телекамер, а восьмая почему-то бездействовала, во всяком случае, красный глазок на ней не горел. Гард успел подумать про себя: какого черта? Технику вовремя не могли наладить?

— Не могу не предупредить вас, — продолжал комиссар, — что Аль Почино выступит перед вами не только как обвиняемый, но и как обвинитель. Дело в том… — И Гард кратко изложил весь расклад событий, не забыв сказать и о Рольфе Бейли как об ученом, который руководил научными экспериментами «изуверского типа», добавив, что беседовать с профессором Бейли аудитория будет сама, если у нее получится, поскольку профессор попытается уйти от ответа и таким образом от ответственности. — Затем вас ждет еще один сюрприз, — сказал Гард, — но я умолкаю, чтобы предоставить слово прочим участникам пресс-конференции. Вопросы можете задавать как в устной, так и в письменной форме, но с непременным представлением: кто спрашивает и от какой фирмы. Не обещаю вам уж очень веселого шоу, — сказал Гард. — Увы, господа, кто пришел посмеяться, ошибся адресом… — Комиссар умел вести пресс-конференции! Немного выждав и, кажется, насладившись звенящей тишиной, он произнес в микрофон: — Сержант Мартенс, сделайте одолжение, пригласите сюда мистера Аль Почино и профессора Рольфа Бейли!

Когда эти двое появились в зале, все внимание приковалось, естественно, к ним. Все восемь телекамер развернули свои объективы и нацелились на эту пару. Аль Почино держался спокойно и с достоинством. Он не стал присаживаться за стол, за которым сидел комиссар Гард, а сразу подошел к микрофону. Взял его в руки, но, прежде чем открыть рот, бывший гангстер повернул голову в сторону профессора Рольфа Бейли и долгим, ненавидящим взором посмотрел ему прямо в глаза. Бейли уже сидел рядом с Гардом. Сочные губы его задрожали, подбородок запрыгал, он побледнел и прикрыл на секунду лицо сразу двумя руками, но тут же убрал руки, понимая, что производит невыгодное впечатление. «Ну, что я говорил тебе? — подумал Гард. — Я говорил, что пресс-конференция — это не прогулка при луне? Сейчас эта орава будет рвать тебя на куски, Рольф Бейли, как твои ротвейлеры рвали подопытных…»

Тем временем Аль Почино тряхнул головой, как бы сбрасывая с себя жуткое видение, раскрыл рот, произнес: «Дамы и господа, позвольте…» — и вдруг, вскинув вверх обе руки, на кончиках пальцев которых были розовые подушечки, при полном молчании потрясенного и ничего не понимающего зала, в абсолютной тишине, если не считать кузнечного стрекота нескольких кинокамер, повалился, как кегля, навзничь и, не выпуская из зажатого кулака микрофона, замер на полу, устремив невидящий взгляд куда-то мимо люстры на потолке, и глаза его мгновенно остекленели.