Еремей Парнов - Проснись в Фамагусте

«Смешные детские грёзы, — сказал он себе, — последние сны человечества, летящего в невиданную непредставимую эру…»

И пробудилась мелодия, и почудился милый тоскующий зов, долетевший из призрачных недр того зимнего леса.

Только голым можно было идти вперёд. Выпотрошив душу, стерев память, содрав коросту с мозговых извилин, приученных повторять… Требовалось срочно придумать нечто совершенно необычайное, всё равно что именно, но замыкающее логическую цепь. Даже заведомо неверная, но хоть как-то обнимающая хаос фактов гипотеза могла стать если не кормчей звездой, то опорой для разума, готового впасть в наркотический омут.

Итак, долой якоря, прочь цепи.

Великий Архитектор, в чьё существование Смит никак не мог поверить, должен был знать все и, как следствие, не нуждался в проверках и тестах. Древнее колдовство тоже следовало без сожаления отсечь, ибо оно никак не сочеталось с летательным аппаратом. Поэтому бог с ними, с расхожими стереотипами, переходящими из поколения в поколение как истёртые одноцентовики. От набивших оскомину пришельцев, от благодетелей из далёкого прошлого и столь же далёкого будущего отказаться было труднее, но Смит сбросил за борт и этот балласт.

Неизведанное, с чем ещё никогда и никому не приходилось сталкиваться, показалось ему пустотой.

Полная луна — прародительница мистерий — звала ступить на неведомый путь, все выше вознося над горизонтом смутный радужный ореол.

«Фамагуста», — пришло на ум знакомое слово, и как бы в рифму ему отдалось потонувшим колоколом: «Холакауст»…

Смит заметил, как по краям гало возникли пятна непроглядного мрака. Медленно сходясь к невидимому центру, они вошли в освещённое поле, словно две половинки земной тени. Подумав, что сильная рефракция ночного гималайского неба могла столь причудливо исказить картину обычного затмения, Смит мысленно увидел голубой в белых облачных завитках шарик, повисший в чёрной пустоте между далёким, вскипающим вихрями солнцем и крохотной жёлтой луной. Единственный живой островок зачем-то летел среди вечного неодухотворенного холода, пронизанного ливнями смертоносных частиц.

Мысль о том, что Земля могла расколоться, неприятно кольнула его, хоть и показалась нелепой.

— С перевала движется караван, — доложил наблюдатель верховному ламе.

— Это они вернулись.

— Все? — несказанно удивился старик с лицом потемневшей сандаловой статуэтки.

— Их совсем мало, — равнодушно ответил монах, кутаясь в алое одеяние.

Дословно: «Горы снежного человека».

Королевство драконов грома (Бутан).

Красиво? (тибет.)

Буквально: жестокий палач. Так называется класс устрашающих божеств — охранителей веры — и соответственно священное место в горах.

Поджаренная ячменная мука.

Ритуальный скипетр в виде пучка молний, дорже по-тибетски.

Культовое сооружение.

Ламаистский монастырь.

Дорога (тибет.).

Любящий (тибет.).

Распространённое верование об оживлении трупов.

Активная сила, творческая энергия вселенной.

Разновидность тантризма. Провозглашена в 1027 году Адишей.

Согласно индо-тибетской медицине, средоточие жизненной силы.

Колдун.

Одержимый.

Идолы, кумиры.

Не спеши!

Вверх! Вниз! (тибет.)

Десятицентовая монета.

Привет.

Небесная танцовщица.

Иллюзорный будда.

Легендарный камень, исполняющий все желания.

По-видимому, именно это явление описал Н. К. Рерих в книге «Сердце Азии»: «И мы замечаем: на большой высоте что-то блестящее движется от севера к югу. Из палаток принесены три сильные бинокля. Мы наблюдаем объёмистое сфероидальное тело, сверкающее на солнце, ясно видимое среди синего неба. Оно движется очень быстро. Затем мы замечаем, как оно меняет направление более к юго-западу и скрывается за снежной цепью Гумбольдта. Весь лагерь следит за необычным явлением, и ламы шепчут: „Знак Шамбалы“.

Будда созерцания (санскр.).

Упомянутый манускрипт был издан в Англии под заглавием «Путь в Шамбалу».

Канг-чен-цзод-нга, или «Пять сокровищ великих снегов».

Взрывчатое вещество.