Станислав Гагарин - Вторжение

— Вот и все, — сказала Сталин, ловко выворачивая руль, чтобы спуститься пониже, к набережной. — Совсем как у Шекспира, понимаешь. Мавр сделал дело, мавра можно уволить от должности. Жалко?

— Жалко, — непроизвольно высказался писатель. Это было его первым побуждением, которого следует бояться, говорили древние, ибо первое побуждение всегда бывает благородным.

— Это монстр, — твердо ответил Иосиф Виссарионович. — И сотворенный к тому же ломехузами. Они подсунули монстра Головко и сейчас кончили гангстера как цуцика. Доцент становился опасным, понимаешь, и мы решили отдать его ломехузам. Подбросили им информацию о нападении мафии на те бронетранспортеры. Помните наши апрельские приключения?

— Значит, монстр, — думая о своем проговорил писатель. Еще до легкого свечения, означавшего конец для той, в которой он видел поначалу жену, Станислав Гагарин догадался, кто на самом деле эта женщина. Ее бесследное исчезновение из бытия было, видимо, неизбежным, и все же легкое сожаление не оставляло писателя.

«Но ведь подобного… гм… подобную копию можно сотворить снова», — подумал он.

— Могу изготовить для вас дюжину, — усмехнулся товарищ Сталин. — Только что вы будете с ними делать… И как отнесется к двойникам Вера Васильевна. Подумали?

— Подумал, — вздохнул Станислав Гагарин. — Кстати, где она?

— Как всегда ждет вас… Я подвезу вас к санаторию Черноморского флота. И думайте об операции «Бугор». Жив Головко или нет, операция им запущена и будет развиваться без его участия. Но вы в ней участвовать просто обязаны.

— Что я должен делать?

— Стрелять! — жестко произнес вождь.

Он искоса глянул на пассажира, покрытое оспинами желто-коричневого оттенка лицо смягчилось.

— И, конечно, выдумывать, понимаешь… От вашей творческой фантазии зависит, чем закончится операция. Товарищ Сталин считает, что вы хороший писатель, и вполне справитесь с поставленной, понимаешь, задачей.

— Я оказываюсь в неловком положении, Иосиф Виссарионович. Поклявшись писать в этом романе только правду о наших отношениях между литератором и вождем, я обязан написать и про вашу оценку моего литературного труда.

— И прекрасно, понимаешь! Я вам советую: каждого, кто сомневается в том, что вы хороший писатель, направляйте к товарищу Сталину. А товарищ Сталин несомненно подтвердит собственную оценку.

Вождь высадил писателя у проходной санатория КЧФ и умчался вверх по улице.

Станислав Гагарин прошел на территорию санатория и увидел идущую от лечебного корпуса улыбающуюся ему жену.

«Слава Богу! — подумал писатель. — Живая, здоровая и… настоящая».

В последнем он уже не сомневался.

— Это не тебя привезли на белом авто? — спросила Вера Васильевна, приветливо, как умела только она, улыбаясь мужу.

«Как она могла увидеть проклятый мерседес? — подивился писатель. — Ведь улица, по которой проехал Сталин, закрыта строениями санатория!»

— Нет, — зачем-то соврал он. — Я шел по набережной пешком… Пойдем сегодня на видео?

Они пристрастились с женою ходить в салон при Ялтинской киностудии.

Вера Васильевна нежно погладила мужа по плечу.

— С тобою мне всюду интересно… Разве ты не знаешь об этом?

«Какое счастье, что у меня есть эта женщина! — мысленно воскликнул Станислав Гагарин. — Но какой смысл в словах покойного Головко? В чем секрет намечаемой операции? Что мне сказать товарищу Сталину, увы…»

— Зачем нас вызвали сюда? — спросил главный редактор иллюстрированного журнала «Маяк» у агента по кличке Глист, которого с недавних пор прикомандировали к нему под видом литсотрудника отдела внутренней жизни.

Белобрысый, с водянистыми глазами, успевший сжечь белую кожу лица на ярком еще сентябрьском солнце, Глист молча пожал плечами.

Относительно недавно закончил Глист филологический факультет Московского университета. Анкета и диплом у него были надежными, и в Информационном Центре ломехузов компрометирующих данных на него никаких не содержалось.

Вместе с тем, хозяева Глиста, ломехузы, ценили его способность втираться в доверие к любому шефу, хотя и корили за то, что быстро выдал себя, поторопился в истории искусно спровоцированной попытки проглотить гагаринское «Отечество» сибирским жуликом-коммерсантом.

Тогда Глист переоценил собственные силы и просчитался, когда вообразил Станислава Гагарина дохлым львом, пошел ва-банк, шакалисто бросился кусать якобы поверженного патрона, обнаружил всенародную внутреннюю сущность — или сучность? — и… проиграл.

Но ломехузы, учитывая его молодость, простили ему сей прокол. Подлец он был высокой антипробы, подобные ему — золотой фонд носителей космического Зла.

Редактор «Маяка», сам давнишний, с младых, как говаривали в старину, ногтей, агент влияния и прислужник ломехузов, удостоенный довольно высокого ранга в ихней иерархии, знал об истинной личине Глиста, которого определили ему в качестве помощника и соглядатая за ним же одновременно. Срочно командированный собственным негласным руководством в Ялту, он взял с собой филолога с неблагозвучной кличкой не только по необходимости держать рядом шестерку-холуя, но и по намеку, полученному в Инстанции.

Они сидели вдвоем в инвалютном баре гостиницы «Ореанда» и потягивали через соломинки ледяной апельсиновый сок, его принес им лощеный официант в форменной куртке.

— Мне дали понять, что здесь грядут некие события, их необходимо осветить в журнале, — сказал главред. — Может быть, вам известны какие детали…

При этом он с плохо скрываемым подозрением пристально всматривался в лицо собственного подчиненного. Глист несколько смутился, намек был архипрозрачным, но виду не подал, постарался сохранить приличествующую ситуации, непроницаемость на лице.

— Видите ли, Виталий Борисович, — с легкой запинкой произнес Глист, — конечно, мне, так сказать, кое-что… Словом, располагаю неким слухом. Только, разумеется, неофициально… Могу, значит, и вам… Поделиться, если пожелаете.

— Валяйте, Алекс, — милостиво повел в воздухе рукой главред «Маяка». — Если дело в моем желании, то считайте: я его обнаружил.

Виталий Борисович Карабасов человеком был своеобразным. Впрочем, в человеках в изначальном смысле этот член Союза писателей, проходящий сразу по двум секциям — публицистики и драматургии, давно уже не состоял.

Представители Конструкторов Зла превратили его в заурядного ломехузу еще в те времена, когда нечистого на руку Виталика выгнали из Одесской мореходки. Тогда он и попал в поле зрения одного из космических резидентов, которыми Одесса-мама кишела всегда.