Дмитрий Федотов - Ветер смерти

— Если не трудно, — кивнул Николай. — Нам рекомендовали вас как крупного психотерапевта. Кроме того, это — не единичный случай, поставивший нас в тупик. Надеюсь, вы узнали господина Котова, который, по вашему сообщению, разбился сегодня утром на своей машине? — Берест пристально посмотрел на скорчившегося в углу Вольского. — Вы можете с уверенностью сказать, что в машине был именно он?

— Да. Я знаю Дмитрия Алексеевича. Мы встречались несколько раз, Вольский все больше нервничал и даже забыл про своих рыбок. — А сегодня утром у кинотеатра «Орион» он едва не сбил меня! Ошибиться я не мог. Это верно так же, как и то, что господин Котов не мог остаться в живых!..

Все дальнейшее произошло почти мгновенно. Вольский вскинул правую руку, тускло блеснула вороненая сталь, хлопнул выстрел, и мою левую щеку опалило огнем. Я ничком бросился на роскошный персидский ковер и еще в падении увидел, будто в замедленном кино, как Николай летит, распластавшись в прыжке, к белому как мел ученому, а тот очень медленно поворачивает хищное рыло пистолета в его сторону. Ковер смягчил удар, а второго выстрела так и не последовало.

Я приподнялся на локтях и сел, привалившись к дивану. Щека горела адским пламенем, Берест с профессиональным интересом рассматривал «трофей», а наш ученый Вильгельм Телль, скорчившись, полулежал в кресле напротив, слегка посиневший от временного недостатка кислорода в легких.

— Живой? — ухмыльнулся Николай. — В который раз за сегодняшний день? Поздравляю с боевым крещением.

— Ковбой чертов! — морщась, прошипел я и достал носовой платок. — Ты, случайно, не перестарался? — кивнул на Вольского.

— Как в учебнике — ровно полторы минуты. Пожалуйста, можно продолжать общение, — Берест спрятал оружие в карман куртки и сел в соседнее кресло.

Вольский с кряхтением поднялся, держась за живот, сделал несколько наклонов, восстанавливая дыхание и с изумлением и радостью уставился на меня.

— Дмитрий Алексеевич?!.. Ну, слава Богу! Живой!..

— Второй раз, вашими молитвами! — огрызнулся я и тоже сел на диван.

«Иезуит, чтоб тебя!.. Сначала палит в человека, а потом радуется, что не попал!..»

— Погодите, я вам сейчас спиртом обработаю, — он суетливо кинулся к серванту, покопался там и вернулся с тампоном. — Позвольте?

— Нет уж, я сам!

— Ну-с, — хлопнул себя по колену Николай, — надеюсь, теперь вы объясните суть инцидента?

— Конечно, конечно! — Вольский уже полностью пришел в себя, чего нельзя было сказать обо мне. Он застегнул и заправил в брюки рубашку, сложил на груди холеные руки и принялся расхаживать по комнате. — Видите ли, все эти слухи, разговоры по городу о маньяках, двойниках, опять же попытка наезда, туман… Я был просто напуган! Я…

— Что за вздор, Антон Аркадьевич! — прервал его Берест. — Не стыдно?.. Взрослый человек, ученый!.. Вы же встретили нас с пистолетом! Значит, ждали?

— Ждал… Но не вас!

— Зачем же тогда открыли?.. Вот что, — Николай начал сердиться, первым признаком чего было легкое заикание, — д-давайте-ка начистоту: что в-вам известно обо всей этой чертовщине?

— Послушайте, господин комиссар, — взмолился Вольский, — я не могу вам сейчас все рассказать, не имею права! Мы сами еще далеко не во всем разобрались…

— Та-ак, — Берест прищурился, — следует ли вас п-понимать, господин ученый, что весь этот б-бардак устроен по команде сверху или д-даже запланирован?!..

— Не передергивайте, милостивый государь! — Вольский попытался встать в позу. — В Институте ведутся весьма важные исследования, и я бы не хотел…

— Настолько в-важные, что вы стреляете в людей?! — взорвался Николай. — Вот что, п-профессор, я вас сейчас арестую по обвинению в п-покушении на убийство! Переночуете в д-допре на нарах, а завтра п-поговорим! Одевайтесь!

Такого поворота Вольский явно не ожидал. Небрежно-спесивое настроение слезло с него как кожура с ошпаренного томата. Он вцепился в куртку комиссара и завопил:

— Умоляю вас, не надо! Я не в него стрелял! То есть в него, но не в этого, а в того, который… должен был… а он не… Вы меня понимаете?

— Нет! Выражайтесь яснее, — Берест невозмутимо отодрал от себя икающего от страха ученого и сделал вид будто ищет наручники.

— Хорошо, — Вольский упал в кресло и уронил голову на руки. — Хорошо, я все объясню. Я стрелял в господина Котова, так как не был уверен, что он настоящий человек, а не психом.

— И что же? — поинтересовался Николай.

— Если бы это был психом, то при попадании никакой крови не обнаружилось бы, а сам он, вероятнее всего, дезинтегрировался, поскольку его квазимолекулярная структура весьма неустойчива к экстремальным воздействиям, — глухо пробормотал ученый.

— Идеальный способ! — не выдержал я. — И простой, как амеба!

— Так, — Берест потеребил кончик носа, — Антон Аркадьевич, а теперь потрудитесь объяснить, что такое психом?

— Да-да, — Вольский вздохнул и выпрямился в кресле, хлопая себя по карманам. — Дайте, пожалуйста, сигарету, господин Котов.

Я протянул ему «Монте-Карло», он долго терзал свою зажигалку, наконец прикурил и глубоко затянулся.

— Видите ли, господа, психом — суть душа человеческая в чистом виде. Точнее — психокинетическая эманация биополя, имеющая все психометрические характеристики данного, конкретного индивидуума. Я понятно изъясняюсь?

— М-мм, не совсем, — покрутил головой Берест, а я пожал плечами:

— Думаю, профессор имел в виду как бы копию личности без материальной оболочки, верно?

— И да, и нет, — Вольский вскочил и принялся расхаживать по комнате, потирая виски и лоб, как бы стараясь вспомнить все подробности случившегося. — Мы работали над модулированием зет-излучения Чижевского, считая его ключом к психоэмоциональной матрице всех живых существ, пытались создать нечто вроде теории Единого поля биосферы… Была сконструирована камера Жизни… Получены отличные, даже ошеломляющие результаты на животных — крысах, кошках, обезьянах… «Голубая дымка в розовом рассвете…» Слишком все шло гладко! Слишком!..

— А потом? — тихо спросил Николай. — Понадобился доброволец?

— Д-да… — медленно проговорил Вольский, останавливаясь перед ним, и не один…

Он снова зашагал по гостиной, стряхивая пепел куда попало.

— Только ни черта у нас не получилось с ними! Ни черта! — ученый распалялся все больше. — И теория — кувырком, и деньги — по ветру, и тему под сукно!.. Я пытался отстоять группу, доказывал, что для работы с людьми требуется большая интенсивность облучения, другая резонирующая частота и так далее, но… — Вольский ткнул окурок в хрустальную пепельницу на столе и замолчал.

— И что же случилось? Ведь это произошло в лаборатории случайно, не так ли? — мягко продолжал наседать Берест.